Так перед нами возникает образ темноглазого, с лицом оливкового цвета, небольшого роста, импульсивного и эмоционального человека. Но хотя его физические движения могли быть порывистыми и беспокойными, его мозг был сосредоточен на цели, и не было ничего суетливого или случайного в работе его одаренного серого вещества.
Год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием врачи, которые должны произносить торжественную речь в память о Гарвее, оказываются в тупике, пытаясь найти оригинальные способы рассказать об этом великом человеке. Многие из них говорили о сложности этой задачи, но лучше всех ее сформулировал сэр Уилмот Херрингем в 1929 году. Его размышления по этому вопросу можно найти не в самой речи, а в письмах, которые он написал своему американскому другу Гарвею Кушингу за несколько месяцев до церемонии. Историческая библиотека Йельского университета хранит сборник речей, произнесенных с 1661 по 1975 год, бо́льшая часть которых изначально принадлежала Кушингу. Читая их, я обнаружил заметки, написанные от руки на бумажных листах, забытых в небольшом томике с речью сэра Уилмота, одна из которых начинается с жалобного скрежета зубов автора:
13 января 1929 года
Уважаемый Кушинг! Вы совершенно правы. Этот крошечный человечек заставляет меня работать днем и ночью. Мелкая скотина практически не писал писем или, скорее всего, просто почти ничего не сохранилось – и нет ничего, от чего можно было бы оттолкнуться, за исключением случайных замечаний в других документах. И даже они необычайно редки. И т. п.
К тому времени, когда в октябре Херрингему нужно было произнести, как он написал в этом письме, «речь, черт бы ее побрал», он уже успокоился и выразил все свое разочарование по поводу практически безрезультатных изысканий во вступительном слове, бесстрастный тон которого дает нам прекрасный пример сдержанности, отличающей представителей его нации: «Похоже, у Гарвея был необыкновенный талант не привлекать к себе внимания».
Таким образом, все вышесказанное следует рассматривать как объяснение тому, что остальная часть этого эссе почти не касается личности ученого Гарвея, а повествует скорее о его работе и ее значении для развития медицины.
Вскоре после того, как он стал полноправным членом колледжа врачей в 1607 году, Гарвея назначили помощником врача в больнице святого Варфоломея, что способствовало значительному расширению его частной медицинской практики. На протяжении всей своей жизни он оставался, как мы сказали бы в двадцатом веке, клиницистом-исследователем, врачом, который занимался научными изысканиями и одновременно лечил больных. В действительности, его карьера с самого начала развивалась весьма успешно, по крайней мере, если в качестве критерия принять его популярность среди высокорожденных пациентов; со временем он стал врачом Джеймса I, позже Карла I, а также многих представителей аристократии, среди которых был и лорд-канцлер сэр Фрэнсис Бэкон.
Иронично, что, согласно утверждению историков, именно Бэкон впервые сформулировал метод индуктивного познания, а следовательно, и «научного метода» (о котором пойдет речь позже), как мы его сегодня называем. При этом считается, что именно Гарвей был первым врачом, применившим на практике подход Бэкона. Сам Бэкон никогда не пользовался своим рецептом, и не найдено никаких доказательств тому, что Гарвей использовал этот метод под влиянием теории Бэкона. Строго говоря, эти двое как представители научной мысли едва ли уделяли друг другу какое-то внимание. Гарвей сказал о своем уважаемом пациенте, что он «писал о философии» (слово «философия» часто использовалось в качестве синонима слова «наука») как лорд-канцлер; я излечил его от этого.
Уже в первые годы своей медицинской практики Гарвей уделял внимание экспериментальным исследованиям в области анатомии и физиологии, а также изучению функций различных органов тела. В скором времени он стал известен не только как очень хороший врач, но и как многообещающий молодой ученый, если этот термин применим к медику, проводившему относительно примитивные опыты в соответствии с уровнем знаний той эпохи. Несмотря на то что Гарвей все еще считался начинающим врачом, в 1615 году руководство колледжа врачей поручило ему чтение лекций Ламли. Упомянутая серия лекций была организована Джоном лордом Ламли в 1582 году с целью распространения знаний в области анатомии и хирургии. Согласно условиям их учреждения, выбирался ведущий научный сотрудник колледжа для чтения двух публичных лекций каждую неделю на базе шестилетнего цикла. Назначение на эту должность было пожизненным. Гарвей занимал этот пост до 1656 года, когда добровольно сложил полномочия в возрасте семидесяти лет.
Свою первую лекцию Ламли Уильям Гарвей дал утром во вторник, 16 апреля 1616 года, ровно за неделю до смерти Уильяма Шекспира в Стратфорде-на-Эйвоне. В течение двух веков рабочие заметки к этому выступлению считались утраченными, но в 1876 году они были обнаружены в Британском музее. С тех пор эти рукописи были подвергнуты тщательному изучению, на основе которого можно с уверенностью утверждать, что Гарвей начал исследование важнейших вопросов, связанных с циркуляцией крови и ставших впоследствии главной темой труда его жизни, задолго до его публикации в 1628 году. Далее представлены общие тезисы его работы и экспериментальный метод его открытия, как они описаны в заметках для лекции и в книге «Анатомические исследования движения сердца и крови у животных» (Exercitatio Anatomica de Motu Cordis et Sanquinis in Animalibus). Общепринятое сокращенное название этого сочинения – De Motu Cordis.
Гравюра Роберта Ханна портрета Уильяма Гарвея, демонстрирующего сердце оленя Карлу I. Оригинал находится в Королевском врачебном колледже, в Лондоне. (Предоставлено Йельской медицинской исторической библиотекой.)
Подробные исследования, сделанные учеными в последние десятилетия, указывают на то, что Гарвей, по-видимому, сделал свое открытие кровообращения в два этапа, между которыми прошло целых десять лет. В соответствии с концепцией Джерома Байлебила из Института истории медицины Джонса Хопкинса, Гарвей изначально намеревался открыть многовековую тайну сердцебиения и пульса, а также связь между ними. Разобравшись, как он полагал, с этой проблемой к моменту презентации своей первой лекции Ламли в 1616 году, он написал трактат, посвященный этому вопросу. Поскольку первая половина De Motu Cordis представляет собой законченный анализ и описание физиологии сердца и артерий (без каких-либо ссылок на общую систему кровообращения), этот раздел книги, вероятно, является исходным трактатом. А остальные главы, в которых изложена теория циркуляции крови по замкнутой системе, видимо, были написаны позже. Таким образом, De Motu Cordisy состоит из двух отдельных фрагментов, написанных автором в разные периоды жизни и соединенных позже в одно полное описание процесса кровообращения, начиная от момента распространения крови по цепочке артерий в ткани до ее возвращения к сердцу по венам.
