В 1756 году Хантер был назначен на должность домашнего хирурга в больницу Св. Георгия – что-то вроде современной стажировки, – где он и проработал в течение следующих пяти месяцев. Его обязанности предполагали ежедневный уход за пациентами старших хирургов, лечение большинства переломов и проведение некоторых незначительных процедур, требующих оперативного вмешательства. За исключением короткого периода, все время между 1756 и 1759 годами он занимался преподаванием и изучением анатомии, как человеческой, так и сравнительной. Именно тогда Хантер разработал собственную модель исследования, которой будет придерживаться следующие четыре десятилетия. Поскольку структура и функции многих частей человеческого организма слишком сложны, Хантер решил начать свои изыскания с проще устроенных животных и сделал первый шаг в создании своей коллекции низших форм. Он всеми возможными способами старался достать редких животных и в этом стремлении зашел так далеко, что договорился даже со смотрителем диких зверей лондонского Тауэра, что будет забирать трупы умерших животных. Он совершал подобные сделки с владельцами цирков и всеми, кто имел доступ к необычным созданиям.
Постоянное выделение миазмов в анатомическом кабинете негативно повлияло на самочувствие молодого анатома, и с целью поправки здоровья (хотя, возможно, ему просто хотелось отдохнуть от неотступной опеки старшего брата) осенью 1760 года он записался в армию в качестве хирурга. В то время Англия вела Семилетнюю войну, которую, по словам историка Самуэля Элиота Морисона, «на самом деле следовало назвать Первой мировой войной, поскольку боевые действия велись на такой же большой части земного шара, как в 1914–1918 годах». Как и во многих других конфликтах, в которых участвовало Соединенное Королевство, вначале англичане терпели одно поражение за другим, но в какой-то момент им удалось переломить ход событий и одержать победу, завоевав господство над Северной Америкой и Индией и еще раз подтвердив свое военное превосходство на море.
30 октября 1760 года, через два месяца после разгрома французов в Северной Америке, в конце кампании, известной как Франко-индейская война, Джон Хантер получил возможность проявить свои профессиональные качества. С этого момента до окончательного завершения конфликта после заключения Парижского договора в феврале 1763 года, все свое время он в основном посвящал заботам о солдатах, страдающих от лихорадки, малярии и дизентерии, свирепствовавших в армии с самого начала войны. Но от своей службы Хантер получил и неожиданные дивиденды, впервые имея возможность заниматься морской биологией. Раньше ему не доводилось изучать морских птиц и представителей прибрежной фауны, таких как морские ежи, анемоны, кальмары, крабы и угри. Созерцая их бесчисленные разновидности, он начал прорабатывать возможность классификации филогенетических видов животных. Утверждение, что исследования Хантера предвосхитили открытие Дарвина, не будет слишком большим преувеличением. Если бы он прожил дольше, возможно, он закончил бы систему классификации, которая неизбежно привела бы к созданию теории эволюции.
Хотя Хантер воспринимал своих армейских коллег по больнице как «чертово мерзкое сборище», тем не менее среди них у него появился один друг, хирург полка легкой кавалерии генерала Джона Бургойна, Роберт Хом. Его дочь Анна стала миссис Джон Хантер в 1771 году, а о ее брате Эверарде уже упоминалось несколько страниц назад.
Каким бы ни было качество разрозненных медицинских знаний Хантера, к моменту возвращения из армии он был хирургом. Пришло время заняться собственной практикой. В те времена эта профессия не обеспечивала своим адептам материального благополучия. Как сказал современник Хантера, она «не приносила хлеба своим труженикам, пока у них не выпали зубы». Хотя доход от новой хирургической практики был недостаточным, половина армейского содержания и небольшой доход от преподавания анатомии позволяли Хантеру выжить в тяжелые дни его молодости. В 1765 году он купил участок земли в графстве Эрл (который в те времена находился в двух милях от города), чтобы построить дом и организовать небольшой зверинец. Он был готов серьезно заняться сравнительной анатомией, которая в действительности представляет собой наилучший способ изучения человеческого организма.
В те годы, когда Джон Хантер начинал свою практику, все хирургическое лечение было основано на единичном опыте отдельных целителей. Ни в хирургии, ни в медицине в целом не было понимания общих принципов ни заболеваний, ни функционирования здорового тела. И практическое искусство хирургии, и общая медицина, опиравшаяся в основном на теорию, были источником множества ошибочных суждений. В первой использовались прагматические методы, разработанные ведущими специалистами, а другая по-прежнему зависела от остатков традиционной философии Галена. За исключением того, что новый трактат Морганьи De Sedibus продемонстрировал проявления болезни, которые могли наблюдать патологоанатомы, никто не имел ни малейшего представления о том, как противоестественные болезненные процессы возникают в здоровом организме, и почему и каким образом появляются те или иные синдромы. Менее всех прочих были изучены природные методы лечения.
Джон Хантер ясно понимал, чего не хватает. Он поставил себе задачу создать прочную основу для понимания физиологии человека, как здорового, так и больного. Он совершенно справедливо полагал, что для того, чтобы «узнать» человеческий организм, необходимо изучить все виды животных. Выполнению именно этой задачи он посвятил свою жизнь. Дрюри Оттли так описал генеральный план, который составил герой его сочинения в один из дней 1765 года, приступая к работе: «Это предприятие было не менее грандиозным, чем изучение феномена жизни в здоровье и в болезни, во всем диапазоне классифицированных по видам существ, которыми Хантер предполагал заняться; начинание, требовавшее его гениального ума, чтобы спланировать такую работу, перед трудностями выполнения которой спасовал бы любой менее энергичный, менее трудолюбивый и менее преданный науке ум».
Насколько известно, Хантер, как и прежде, продолжал разыскивать животных, и он их нашел. Сэр Джон Блэнд-Саттон в своей ежегодной речи в честь ученого в 1923 году описал зверинец в графстве Эрл следующим образом:
Леопарды и шакалы жили в специально построенных убежищах, буйволы, жеребцы, овцы, козы и бараны содержались в загонах. По листьям тутового дерева ползали шелкопряды, а пчелы собирали пыльцу со зверобоя. Для уток и гусей, которые откладывали яйца для стола и эмбриологических исследований, был устроен пруд. Он вел наблюдение за пчелами в ульях и обнаружил, что воск – это выделяемый ими секрет, а также оставил великолепные заметки о взаимосвязи овощей и животного жира.
Действительно, дикие животные жили в специальных постройках, леопарды, как правило, были связаны особым образом, и в целом ферма исследователя именно так и выглядела. Здесь ученый провел множество экспериментальных исследований. Тут же был построен дом, в который Хантер привел свою прекрасную юную невесту Анну в 1771 году. Трудно представить, что привлекало чувствительную, благородную, красивую дочь Роберта Хома в косноязычном, низкорослом (всего метр пятьдесят семь), круглолицем диссекторе животных, с которым она провела медовый месяц среди этого полчища крылатых, чешуйчатых и пушистых соседей в графстве Эрл. Но в браке они оба были счастливы. Казалось, они восхищались талантами и достоинствами друг друга. Резкий и вспыльчивый Джон с Анной был мягким и нежным; немногие в его окружении удостаивались такого отношения. Она была хорошо образованной девушкой, увлекающейся литературой и музыкой; у нее было много друзей, разделявших ее интересы; она обладала большим талантом к сочинительству поэм: одно из ее стихотворений было положено на музыку самим Джозефом Гайдном. Она относилась к тем дамам, которых называли «синими чулками» в те дни, когда образованные женщины начали заниматься литературой вместо бесконечных карточных игр, за которыми убивало время большинство людей их класса.
