Теофиль, со своей стороны, очень хотел, чтобы Рене стал бизнесменом или адвокатом, поскольку представители этих профессий занимали более высокое социальное положение в обществе, чем медики. Мальчик, однако, решил продолжить начатое образование, вероятно, скорее под влиянием дяди, чем из-за уверенности в том, что поступает правильно, и приступил к работе с пылким рвением, которым будет отличаться его профессиональная деятельность на протяжении всей его дальнейшей жизни. Не довольствуясь обычными знаниями, которые в те дни давала клиническая подготовка, он изучал химию и физику, которые, по его мнению, были необходимы для правильного понимания функционирования человеческого организма. Но и этого было недостаточно. Он выжимал у скупого отца достаточное количество денег, позволяющее ему посещать курсы латинского и греческого языков, а также заниматься живописью и танцами. Он освоил игру на флейте, инструменте, который принесет ему множество часов радости и вдохновения в нелегкие годы, ждущие его впереди.
Пройдет совсем немного времени, и свеча его жизни загорится с обоих концов, а воск в ее середине начнет проявлять первые признаки неспособности сопротивляться жару огня. Весной 1798 года у него развилась продолжительная лихорадка, вызвавшая истощение и некоторые трудности с дыханием. Его лечили слабительными средствами, как предписывала современная медицина, полагая, что тело нуждается в очищении от некоего «нежелательного потока». Он выздоровел после долгих недель болезни, вероятно, вопреки лечению, и, уж конечно, не благодаря ему.
Молодой Лаэннек физически ослаб, но не утратил решимости продолжить обучение. В течение следующих двух лет, когда все еще продолжались небольшие вспышки гражданской войны, он и дядя Гийом пытались убедить Теофиля обеспечить Рене материальную поддержку на время учебы в Париже. Между тем он не оставлял работу в больнице на незначительных должностях, что позволяло ему расширять свой опыт в лечении раненых. Наконец 10 ноября 1799 года в истории Франции и жизни Рене Лаэннека произошли разительные перемены к лучшему. В тот день в городе Нант звонили колокола, пушки грохотали салютом, а горожане кричали благодарное «ура» небесам – Наполеон Бонапарт был назначен первым консулом республики.
Оптимизм, витавший в атмосфере Франции, похоже, растопил даже скупое сердце Теофиля Лаэннека. Отправив Мишо в Париж учиться на юриста, он не мог больше противостоять назойливым домогательствам начинающего молодого врача и его дяди. В апреле 1801 года с отцовскими шестьюстами франками в кармане Рене Лаэннек пешком отправился в Париж. За десять дней он прошел триста двадцать километров пути и к концу месяца добрался до цели своего путешествия уставший, но в приподнятом настроении. Поселившись в комнате своего брата Мишо в Латинском квартале, он без промедления поступил в качестве студента-медика в одну из крупнейших парижских больниц Шарите. Сделать выбор не составило труда: в клинике Шарите работал ведущий преподаватель медицины во Франции Жан-Николя Корвизар.
Даже если бы молодой Лаэннек пытался планировать, он не смог бы выбрать для начала профессионального обучения более удачного момента. Благодаря новой философии, принесенной революцией, вся система образования во Франции подверглась полной ревизии, при этом медицина была одним из основных бенефициаров этих реформ. Основой преподавания стала больница, а методика обучения приобрела клинический характер в том смысле, что в качестве основных примеров рассматривались случаи госпитализированных пациентов, живых и мертвых. Париж обеспечивал идеальную почву для практики такого рода. В последние десятилетия восемнадцатого века и первые – девятнадцатого в город устремились потоки молодых людей, которые либо были вынуждены оставить родные места, либо решили попытать счастье в мегаполисе. Волны двух революций – сначала французской, а затем промышленной – выбросили их на улицы столицы. Увеличение численности населения и стесненные обстоятельства, в которых находились многие мигранты, а также их жизнь вдали от любящих семей создали хронический кризис, результатом которого были переполненные палаты сорока восьми больниц города (в 1788 году согласно стационарной переписи было зарегистрировано 20 341 больной) и не пустеющие кабинеты аутопсии. Бесконечная человеческая трагедия, развернувшаяся на улицах Парижа, стала зловещей питательной средой для быстрого развития французской медицины.
В течение всего этого периода происходила реорганизация лечебных учреждений. После 1790 года все больницы принадлежали государству. С 1801 года ими централизованно управлял общий совет. Факультет медицины Парижа, который контролировал обучение со времен Средневековья, был распущен в 1790 году, а обучение врачей в соответствии с требованиями новой философии республики попало в сферу индивидуального предпринимательства. Возможно, такая система обладала какими-то достоинствами для других видов деятельности, но для медицинского образования она не принесла ничего, кроме хаоса. Вскоре после этого в стране началась война, потребность во врачах стала еще более острой, чем раньше, и проблема требовала оперативного решения. Для этого были учреждены три новые медицинские школы, по-французски – écoles de santé, в Париже, Монпелье и Страсбурге.
Порядок денежного вознаграждения преподавателей, установленный в écoles de santé, был предтечей сегодняшней географической штатной системы. Для того чтобы профессора не зависели от прямых гонораров тех, кого они учили, им платили достойную зарплату, хотя и не позволявшую вести роскошную жизнь; кроме этого, им разрешалась неограниченная частная практика – привилегия, которой, похоже, никто особо не злоупотреблял.
Как нетрудно себе представить, престиж, доход и азарт работы в одной из новых школ делали должность профессора весьма желанной для ведущих представителей медицины. В соответствии с революционными принципами Национальный конвент учредил публичные состязания, называемые конкурсами, для претендентов на созданные места профессоров и адъюнкт-профессоров. Кроме того, в каждом институте был декан, библиотекарь и куратор анатомической коллекции. Как часто случалось при зарождении великих медицинских школ, бо́льшая часть выдающихся представителей факультета были моложе сорока лет. Корвизар в свои сорок шесть лет на момент, когда Рене Лаэннек поступил к нему в ученики, был уже признанным светилом в Шарите.
Поскольку госпитализированный пациент или его труп при вскрытии служили наглядным пособием в процессе обучения, поступивший в больницу студент посещал палаты и кабинет аутопсии с самого первого дня занятий. Его учили, руководствуясь заповедью «Читай мало, смотри много, делай много» (Peu lire, beaucoup voir, beaucoup faire). В начале девятнадцатого века это был вполне оправданный подход; бо́льшая часть того, что тогда писали в книгах, освещающих клинический аспект медицины, было теоретической чепухой, которая не стоила даже цены свечи, сгоревшей при ее прочтении.
Больница Шарите, расположенная на улице Сен-Перес, была основана в 1607 году братьями милосердия из религиозного ордена Святого Жана де Дье по инициативе Марии Медичи, женщины, прославившейся добрыми делами. Двести лет спустя не было в мире больницы, студенты которой были лучше обучены в области заболеваний сердца и легких, а возможно, и болезней других органов. В книге под названием «Больницы и хирурги Парижа» американский врач Ф. Кэмпбелл Стюарт перечислил следующие наиболее часто встречавшиеся диагнозы во французских больницах в начале века: чахотка, пневмония, тиф, рак, пятнистая лихорадка (особенно оспа), послеродовой сепсис, болезни сердца и мочевыводящих путей.
