Таким образом, в мгновение ока благодаря свернутому листку бумаги мир клинической медицины претерпел еще одну из своих величайших трансформаций. Изобретение Лаэннека было не просто устройством, с помощью которого звуки тела могли передаваться в ухо слушателя. Это был инструмент, который показал врачам разницу между объективными доказательствами и свидетельствами, зависящими от субъективного мнения пациента или выполняющего осмотр специалиста. До изобретения стетоскопа диагностика почти полностью опиралась на рассказ пациента о его ощущениях и симптомах, несмотря на всю их очевидную ненадежность. Изучив принципы недавно исследованной патологической анатомии, врачи начали понимать, насколько важен поиск более надежных подсказок, свидетельствующих об органических расстройствах. Но особого прогресса в этом направлении еще не был достигнуто.
Правда, в распоряжении врачей оставались прежние методы освидетельствования больного: более внимательное и продуманное приложение руки для изучения глубоко залегающих структур и, конечно, более тщательный поиск видимых глазу признаков заболевания, но по-прежнему оставалась некая несогласованность между тем, что было предсказано в результате начального физического осмотра и теми данными, которые позже были обнаружены при вскрытии. По-прежнему приходилось в основном полагаться на рассказ пациента своей истории и, в меньшей степени, на его внешний вид.
Слова больного, как правило, принимали за чистую монету, поскольку у большинства диагностов тех дней не было причин сомневаться в том, например, что боль означала боль, а слабостью называли слабость. Считалось, что дела обстоят так, как их оценивает пациент. Тогда еще не знали, что на описание человеком его болезни влияет множество факторов, лежащих как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Хорошо известно, что детали повествования могут отличаться в зависимости от того, кому о них рассказывает больной; значение этого явления сводилось к минимуму, если перед пациентом находился врач преклонного возраста. Возможность того, что некоторые подробности могут быть упущены по забывчивости или описаны недостаточно точно, учитывалась только в самых очевидных случаях или когда возникали подозрения в намеренной попытке ввести врача в заблуждение. Некоторые наиболее прозорливые медики, среди которых был и Лаэннек, по-прежнему полагали, что необходимо искать более точный метод диагностики, исключающий влияние неточной информации.
И тогда был изобретен стетоскоп: инструмент, который гарантировал звуковые подсказки, почти такие же надежные, как те, что обнаруживались при вскрытии. С его помощью врачи могли оценить точно и многократно особенности функционирования организма, при этом результаты обследования не зависели от личности, проводящей обследование. Таким образом, этот инструмент позволял целителю отделить объективные свидетельства своих пяти чувств от субъективных описаний симптомов больного еще при жизни пациента. Безусловно, это был метод наблюдения Гиппократа, перенесенный в современную эпоху.
Рене Лаэннек в больнице Неккер, картина Чартрана. Лаэннек готовится использовать стетоскоп, который он держит в левой руке. (Архив Беттманн.)
Со дня открытия Лаэннека критерием объективности диагностических данных стал символ клинического обследования – стетоскоп. Поиски методов осмотра пациентов и конкретных видимых, слышимых или определяемых посредством пальпации физических свидетельств были одним из главных стимулов для клинических медицинских исследований на протяжении большей части девятнадцатого века. Перкуссия, которой зачастую пренебрегали даже после того, как Корвизар возродил открытие Ауэнбруггера, стала приобретать большее значение, поскольку эксперты пытались определить твердые и заполненные газом или жидкостью участки тела, чтобы точнее оценить состояние невидимых глазами больных внутренних органов. Пальпация становилась решительнее и глубже, и в то же время нежнее и более поверхностно ориентированной. Этот кажущийся парадокс был результатом дальнейшего изучения и осмысления патологических изменений, вызываемых болезнью: врачи, с одной стороны, пытались прощупать форму органов на максимально доступной глубине, а с другой (часто довольно буквально – с другой) стороны, оценить вибрации, увеличение или уменьшение размеров внутренних органов, а также тончайшие изменения текстуры тканей.
Парадигма для выполнения этих задач заключалась в получении акустических показаний с помощью стетоскопа. Благодаря длине инструмента врач находился на определенном расстоянии от пациента. Он даже мог закрыть глаза, если хотел максимально сосредоточиться на восприятии звуков, передаваемых стетоскопом в ухо из каждой невидимой глазу внутренней полости тела. Любой, кто когда-либо сидел в мягком кресле, откинувшись на спинку головой с гарнитурой аудиоплеера, плотно прилегающей к ушам, наверняка оценит чувство, возникающее, когда теряешься в мире звуков, где каждая нота несет собственное уникальное сообщение.
Новый инструмент стал оборудованием для новой игры. В руках своего изобретателя эта игра была серьезной до смерти, поскольку он неустанно наблюдал за пациентом на пути от его больничной палаты до стола, где врач проводил аутопсию трупа, сопоставляя то, что он слышал при жизни больного, с тем, что видел позже на вскрытии. Он выяснил, что суженный бронхиальный проход производит определенный вид звука, когда воздух проходит через него, а расширенный – совсем другой. Звук, образованный в больших полостях, появившихся в результате разрушительного действия туберкулеза, отличается от того, что возникает в отвердевших при пневмонии зонах. Что бы ни говорили пациенты Лаэннеку, описывая симптомы своих болезней, он слушал без скептицизма только то, о чем ему рассказывал его стетоскоп, и он редко вводил врача в заблуждение.
Лаэннек дал названия различным видам сообщений, которые получал от легких: хрипы, шумы, вибрация, эгофония, пекторилоквия, бронхофония и тому подобное. Каждое из посланий, отличное от других, несло информацию о процессе, который их вызвал. Интерпретировать полученную информацию сложности не представляло. Во многих случаях ему нужно было просто подождать несколько недель, чтобы в комнате для аутопсии увидеть своими глазами аномалию, послужившую причиной определенного звука. В следующий раз, услышав такой шум в груди живого пациента, он мог сказать, какое зло лежит под открытым концом его стетоскопа. Таким образом, Лаэннек идентифицировал не только физические изменения, произошедшие в прослушиваемом сердце и легких, но и болезни, вызвавшие их. В результате он стал первым врачом, который мог различить бронхоэктатические болезни, пневмоторакс, геморрагический плеврит, эмфизему, абсцесс легкого и инфаркт легкого.
Это было огромное достижение. Благодаря использованию одного нового инструмента, который был сама простота, разнообразные заболевания грудной клетки, входящие в большую единую группу, были отделены друг от друга; определены, описаны и сформулированы критерии, позволявшие облегчить их диагностику. Теперь, когда пациент кашлял кровью, врач, умевший обращаться со стетоскопом, уже через мгновение мог сказать, с чем он, скорее всего, имеет дело, например с пневмонией, кавернозным туберкулезом или тромбом в легком. Значительный прогресс был достигнут в диагностике, классификации и составлении прогноза, что так высоко ценилось врачами-гиппократиками и любым другим целителем. Лаэннек положил начало современной эпохе научного метода постановки диагноза.
