Они были ослеплены идеей.
Что подобная местная нечистота больше всего преобладала в пораженных районах, очевидно из результатов посещений домов. Внешняя атмосфера была неприятна из-за выделений находящейся в плохом состоянии канализации; почти все дома тоже были поражены подобным образом, отчасти – из того же источника, отчасти – из-за сильнейших дефектов дренажа и антисанитарной обстановки, отчасти – из-за нерегулируемого забоя скота и работы других оскорбительных ремесел; жилища были переполнены, возможно, сильнее, чем где бы то ни было еще в Лондоне, а общая архитектура этого места такова, что оно практически не вентилируется.
У бедняка был вариант переночевать в ночлежке возле пристани за 2 пенса. За 1 пенс можно было получить тряпье и место на кухонном полу. Для тех, кто боялся ночевать в таких условиях, открывали свои двери семьи, которым не хватало денег платить аренду за жилье. Часто в маленькую комнату набивалось больше 10 постояльцев.
Если основываться на принципе, который мы уже упоминали и который, как мы считаем, дает нам главную и общепринятую теорию нашествия холеры, совершенно очевидно, что этот район, несмотря на свою высоту над уровнем реки, подвержен всем предрасполагающим условиям, которые (при наличии возбудителя) делают его уязвимым для тяжелой эпидемии; и мы считаем, что любой человек, знакомый с законами заболевания, смог бы предсказать сильнейшую уязвимость района перед тем, что его в результате поразило.
А теперь изложим логику холерного следственного комитета простым русским языком: «Холера процветает в плохо проветриваемых, перенаселенных районах с антисанитарными условиями и сильными запахами. Мы обследовали окрестности Брод-стрит и обнаружили, что это плохо проветриваемый, перенаселенный район с антисанитарными условиями и сильными запахами. Что вам еще нужно?»
Если бы на карте не стояли человеческие жизни, то доклад холерного следственного комитета читался бы практически комично: там в мучительных подробностях описывался избыточный, поистине грэдграйндовских масштабов анализ совершенно бессмысленных данных. Первые сто страниц больше похожи на метеорологический альманах с десятками таблиц, в которых описываются все атмосферные параметры, известные тогдашней науке. Вот список заголовков:
Атмосферное давление
Температура воздуха
Температура воды в Темзе
Влажность воздуха
Направление ветра
Сила ветра
Скорость потоков воздуха
Наэлектризованность
Озон
Дождь
Облака
Сравнение метеорологических условий Лондона, Вустера, Ливерпуля, Дунайно и Арброта Ветер
Озон [снова]
Распространение холеры в городских округах в 1853 году
Атмосферные явления в 1853 году
Атмосферные явления в связи с холерой в городских округах в 1854 году
Из этого списка становится сразу понятно, почему комитет не нашел причин верить теории доктора Сноу. Строго говоря, они вообще не проверяли его теорию. Возможно, если бы они потратили чуть больше времени, исследуя употребление воды на Брод-стрит, и чуть меньше – собирая данные о метеорологических условиях в Дунайно, то аргументы Сноу показались бы им более убедительными.
Комитет сделал лишь одну уступку теории Сноу: они вкратце упомянули случай с Сюзанной Или. Не сделать вывода, что именно вода с Брод-стрит стала причиной заражения, было просто невозможно. Но experimentum crucis, похоже, показался миазматистам из комитета недостаточно ключевым:
Вода, несомненно, была заражена органическим веществом; и мы уже утверждали, что если во время эпидемического вторжения в воздухе содержится некая субстанция, которая превращает гнилостные нечистоты в конкретный яд, то вода из этого района, в той пропорции, в которой содержит подобные нечистоты, будет, скорее всего, уязвима для подобного же превращения.
Это коварнейшие закольцованные рассуждения. Комитет начинает с утверждения, что холера передается через атмосферу. Обнаружив доказательства, противоречащие изначальному утверждению – очевидный случай заражения холерой через воду, – эти доказательства представляют как подтверждение исходной гипотезы: атмосфера, судя по всему, настолько ядовита, что даже начала заражать воду. Психологи называют подобные искаженные рассуждения «предвзятостью подтверждения»: человек интерпретирует любую новую информацию так, чтобы она согласовалась с его предубеждениями о мире. У комитета Бенджамина Холла предвзятость в отношении миазматической теории оказалась настолько сильной, что члены комитета оказались в буквальном смысле слепы к закономерностям, которые ясно видели Сноу и Уайтхед, – причем слепы сразу на двух фундаментальных уровнях. Холл был изначально предвзят и выстроил расследование таким образом, что у комитета не было даже возможности найти по-настоящему важные в этом случае данные. А когда несколько закономерностей все же просочились в доклад, комитет оказался настолько крепко увязшим в трясине общепринятой модели, что превратил experimentum crucis водной теории в еще одно свидетельство всемогущества миазмов.
В общем, теория миазмов не развалилась сразу после эпидемии на Брод-стрит, хотя ее дни уже были сочтены. Позже параллельные расследования Сноу и Уайтхеда стали считать поворотной точкой в борьбе с холерой. Но понадобилась еще одна эпидемия, случившаяся десять с лишним лет спустя, чтобы их гипотеза наконец стала общепринятой.
Холерные вибрионы устойчивы к низким температурам, до 4 месяцев могут жить во льду. Прекрасно сохраняются в организме устриц, креветок, ракообразных и рыб. В земле живут около 3 месяцев, а на продуктах 2–3 дня.
Неизвестно, знала ли Сара Льюис о том, что последние дни жизни ее дочери положили начало самой убийственной вспышке холеры в истории Лондона. Если да, то бремя наверняка стало для нее невыносимым, потому что эпидемия, которой она, сама того не желая, положила начало, в конце концов убила и ее мужа. Томас Льюис заболел в пятницу, 8 сентября, буквально через несколько часов после того, как с колонки на Брод-стрит сняли рычаг. Он сражался с болезнью намного дольше, чем большинство жертв, – одиннадцать дней. Молодой полисмен умер лишь 19 сентября, оставив бездетную вдову в одиночестве в разгромленном районе. Эпидемия началась в доме 40 по Брод-стрит, там же она и закончилась.
Болезнь Томаса Льюиса заставляет нас представить пугающую альтернативную историю. Эпидемия на Брод-стрит закончилась отчасти потому, что единственный действующий путь между колодцем и кишечниками жителей города лежал через выгребную яму в доме 40 по Брод-стрит. Когда малышка Льюис умерла, этот путь оказался перекрыт. Но когда заболел ее муж, Сара Льюис снова стала сливать ведра с грязной водой в выгребную яму. Если бы Сноу не убедил попечительский совет снять рычаг с колонки именно в тот день, болезнь, вполне возможно, обрушилась бы на квартал с новой силой после того, как в колодце образовалась бы новая колония У. cholerae. Так что вмешательство Сноу не просто помогло покончить с одной эпидемией – оно еще и предотвратило вторую.
