Сноу, может быть, и надеялся, что исследования холеры станут главной частью его наследия, но в первом некрологе, опубликованном после его смерти, болезнь даже не упомянули.
После нескольких лет бюрократических проволочек Великое зловоние наконец заставило власти по-настоящему решать важнейшую проблему, которую еще десять лет назад обозначил Джон Сноу: загрязнение Темзы сточными водами, которые сбрасывались прямо в реку. Планы обсуждались не один год, но после общественного возмущения из-за Великого зловония пришлось приступить к решительным действиям. Под руководством инженера-новатора Джозефа Базэлджета город запустил один из самых амбициозных инженерных проектов XIX века: строительство системы канализационных труб, которые уносили сточные воды на восток, прочь от центра Лондона. Строительство новой канализации стало не менее эпичным и долговечным трудом, чем возведение Бруклинского моста или Эйфелевой башни. Грандиозный проект прячется под землей, вдали от поля зрения, так что его вспоминают не так часто, как другие легендарные достижения эпохи. Но канализация Базэлджета тем не менее стала поворотной точкой: она показала, что город может отреагировать на тяжелый общегородской кризис в экологии и здравоохранении, претворив в жизнь огромный проект общественных работ, который по-настоящему разрешит эти проблемы. Если расследование Сноу и Уайтхеда на Брод-стрит показало, что городской коллективный интеллект может понять причины больших проблем со здравоохранением, то канализация Базэлджета стала доказательством того, что эти проблемы разрешимы.
К северу от Темзы было построено три главных канализационных трубы на разной высоте, которые шли к востоку параллельно реке. К югу от реки – еще две трубы. Вся дождевая вода и сточные воды города теперь уходили в эти «перехватывающие» трубы, и их содержимое текло – или, в некоторых случаях, перекачивалось – еще несколько миль к востоку от города. На севере они выходили в Темзу в районе Баркинга, на юге – возле Кросснесса. Канализационные трубы сбрасывали свое содержимое в Темзу только во время прилива, а затем, когда начинался отлив, нечистоты уплывали в океан.
Британская империя находилась на пике могущества. Темзу традиционно считали «рекой богатства». По ней из растущей империи в Лондон приходили несметные сокровища. Но во время Великого зловония в сатирических журналах можно было встретить фигуру Темзы-отца – грязного старика с больным и изуродованным потомством. Из реки богатства она превращалась в реку смерти.
То было дьявольски мощное предприятие, учитывая, что в городе уже была сложнейшая инфраструктура из трубопроводов, железнодорожных станций и зданий – не говоря уж о почти трехмиллионном населении, – вокруг которой пришлось работать Базэлджету. «То была, бесспорно, весьма хлопотная работа, – писал он позже с типично английской сдержанностью. – Мы иногда целыми неделями чертили планы, а затем натыкались на какую-нибудь железную дорогу или канал, которые все портили, и приходилось начинать сначала». Тем не менее самая технологически продвинутая и сложная канализационная система в мире к 1865 году уже работала. Цифры проекта просто поражают воображение. Всего за шесть лет Базэлджет и его команда построили восемьдесят две мили канализационных труб, на что ушло более 300 миллионов кирпичей и почти миллион кубических ярдов цемента. Строительство главных перехватывающих труб обошлось всего в 4 миллиона фунтов, по нынешним деньгам – примерно 250 миллионов долларов. (Конечно, рабочая сила во времена Базэлджета обходилась гораздо дешевле.) Канализация и по сей день остается краеугольным камнем лондонской системы ликвидации отходов. Туристы, возможно, восхищаются Биг-Беном или Тауэром, но самое впечатляющее чудо инженерного искусства прячется у них под ногами.
Лучше всего оценить весь масштаб достижений Базэлджета вы сможете, прогулявшись по набережным Виктории или Челси на северном берегу реки или по набережной Альберта на южном берегу. Эти широкие, красивые эспланады были построены, чтобы скрыть под ними огромные перехватывающие коллекторы низкого заложения, которые идут параллельно Темзе. Под ногами счастливых прохожих, наслаждающихся видами и свежим воздухом, под колесами машин, спешащих куда-то на северном берегу, лежит важнейшая скрытая граница, последняя линия обороны, которая не дает городским нечистотам добраться до источника питьевой воды.
Эту низкую северную канализационную трубу построили одной из последних, и по большей части именно из-за задержки с ее строительством случилась последняя большая эпидемия холеры в Лондоне. В конце июня 1866 года муж и жена, жившие в Бромли-бай-Боу на востоке Лондона, заболели холерой и через несколько дней умерли. Буквально через неделю в Ист-Энде началась ужасная эпидемия холеры – худшая со времен 1853–1854 годов. К концу августа умерло более четырех тысяч человек. На этот раз первым, кто занялся детективной работой, стал Уильям Фарр. Озадаченный внезапной вспышкой холеры в городе после целого десятилетия молчания, Фарр вспомнил своего старого спарринг-партнера Джона Сноу и его обзоры водопроводных компаний Южного Лондона, за данными для которых он регулярно ходил в Главное архивное управление. Фарр решил сопоставить статистику смертности и данные о поставщиках воды, и закономерность оказалась совершенно очевидной. Подавляющее большинство погибших были клиентами Водопроводной компании Восточного Лондона. На этот раз Фарр уже не тратил времени на миазматические возражения. Он не знал, как запасы воды были загрязнены, но в них явно содержалось что-то смертельно опасное. Тянуть время – значит обречь на смерть новые тысячи людей. Фарр тут же приказал развесить по району объявления, в которых жителей предупреждали не пить «никакой воды, если она не была предварительно вскипячена».
Тем не менее ситуация оставалась загадочной. Канализация Базэлджета должна была остановить смертельно опасное взаимодействие между лондонскими нечистотами и питьевой водой. А Водопроводная компания Восточного Лондона настаивала, что все их резервуары подвергаются тщательной фильтрации. Если некое загрязняющее вещество и попало в воду из городской канализации, то оно должно было остаться в фильтрах в Восточном Лондоне, а не попасть в водопроводы горожан. Фарр написал письмо Базэлджету, и тот сразу ответил, извиняясь, что дренажная система в этой части города еще не подключена. «К сожалению, именно в этом районе основные дренажные работы еще не закончены», – объяснил он. Низкие канализационные трубы уже были построены, но подрядчики Базэлджета еще не построили насосную станцию, которая должна поднимать нечистоты на нужную высоту, чтобы дальше они текли к Баркингу уже под действием собственной тяжести. Так что перехватывающая труба в том районе еще не действовала.
Тогда внимание переключилось на Водопроводную компанию Восточного Лондона. Поначалу представители компании клялись, что вся их вода проходит через самые современные фильтры, стоящие в крытых резервуарах. Но затем появились сообщения, что некоторые клиенты находили в водопроводной воде маленьких угрей, что свидетельствовало о том, что фильтры явно работают не в полную силу. На расследование отправили эпидемиолога Джона Неттена Рэдклиффа, и тот приступил к изучению фильтрационной системы, которой пользовалась компания Восточного Лондона. Всего несколько месяцев тому назад Рэдклифф прочитал воспоминания об эпидемии на Брод-стрит, написанные викарием, сыгравшим определенную роль в ее исследовании. К Джону Сноу, к сожалению, обратиться было невозможно, так что Рэдклифф решил, что опыт этого викария окажется полезным для борьбы с новой эпидемией. Вот так эпидемиолога-любителя Генри Уайтхеда привлекли к расследованию последнего дела об отравленной воде.
