Но это само по себе не значит, что урбанизация будет неотвратимо продолжаться. Это просто означает, что потенциальные угрозы придут с другого направления. Скорее всего, если какая-то сила и остановит массовую миграцию в города, то она будет использовать плотность населения нам во вред – точно так же, как Vibrio cholerae двести лет назад.
В первые дни после теракта 11 сентября многие комментаторы отмечали, что в технологических методах террористов есть определенная мрачная ирония. Они использовали, по сути, инструменты каменного века – ножи, – чтобы получить контроль над современными американскими машинами – четырьмя самолетами «Боинг» 7-й серии, – а затем применили эти машины как оружие против самих создателей. Но, хотя самолеты, безусловно, сыграли важнейшую роль в теракте, больше всего жизней было потеряно из-за другой продвинутой технологии: террористы воспользовались достижениями строительной инженерии, благодаря которой стало возможным строительства 110-этажного здания на 25 000 человек. (Вспомните: в прямом столкновении с пятиэтажным Пентагоном в здании погибло «всего» семьдесят девять человек.) Тепло реактивного топлива и столкновение на скорости 650 км/ч были смертельным оружием, но без ужасающей потенциальной энергии, высвобожденной при обрушении здания, жертв было бы меньше на порядок.
Террористы 11 сентября в конечном итоге обратили себе на пользу достижения в технологии плотности населения, которые стали нам доступны после появления небоскребов в конце XIX века Плотность населения Сохо в 1854 году составляла около 100 000 человек на квадратный километр, или 400 человек на акр, – это был самый густонаселенный район Лондона. Башни-близнецы занимали всего один акр (4050 м2) земли, но в рабочий день в них собиралось до 50 000 человек. Такая плотность населения хороша во многих отношениях, но вместе с тем это, по сути, приглашение к массовому убийству – причем, хуже того, для этого убийства даже не понадобится армия. Нужно лишь достаточно боеприпасов, чтобы разрушить два здания – и вот вам, пожалуйста, за один день погибнет столько людей, сколько Америка потеряла за всю Вьетнамскую войну.
Случаи терроризма были еще во времена Древнего Рима. Одна из первых группировок – секта сикариев («кинжальщиков»), действовавшая в Иудее в I веке н. э., ее члены практиковали убийства представителей еврейской знати, выступавших за мир с римлянами и обвинявшихся ими в отступничестве от религии и национальных интересов.
Плотность населения – это важнейший фактор, о котором часто забывают в дискуссиях об асимметричных военных действиях. Дело не только в том, что технология дает все более мелким организациями доступ ко все более смертоносному оружию – хотя, конечно, наполовину дело именно в этом, – но и в том, что закономерности расселения людей в последние двести лет сделали это оружие намного опаснее, чем оно было бы, если бы кто-то сумел отправиться с ним на машине времени в 1800 год. Если бы вы во времена Джона Сноу летели на угнанном самолете, то вам бы долго пришлось искать достаточно густонаселенный городской квартал, чтобы убить хотя бы сто человек, врезавшись в землю. Сегодня же наша планета покрыта тысячами городов, представляющими собой куда более заманчивые цели. Если бы террористическая асимметричная война была бы единственной угрозой, нависшей над человечеством, то нам как биологическому виду было бы куда выгоднее покинуть города и жить разреженно, в деревнях и поселках. Но у нас такого варианта нет46. Так что нам придется либо привыкать к некоему предсказуемому присутствию террористических угроз – примерно так же, как жители викторианского Лондона привыкали к ужасным эпидемиям, поражавшим город каждые несколько лет, – либо же последовать примеру Джона Сноу и найти надежный способ избавиться от угрозы.
Некоторые угрозы, впрочем, нельзя просто терпеть. Одна из самых страшных опасностей, грозящих городу XXI века, порождена временами холодной войны: ядерное оружие. Апокалиптические сценарии достаточно хорошо нам знакомы: если сбросить туда, где когда-то стояла колонка на Брод-стрит, мегатонную водородную бомбу – она, конечно, будет слишком большой, чтобы поместиться в «ядерный чемоданчик», но намного меньше современных 25-мегатонных боеголовок, – взрыв испепелит всю территорию от западного края Гайд-парка до моста Ватерлоо. Если это произойдет в рабочий день, то катастрофа полностью уничтожит британское правительство – и от парламента, и от дома 10 по Даунинг-стрит (резиденции премьер-министра) останется лишь радиоактивная пыль. Большинство достопримечательностей Лондона – Букингемский дворец, Биг-Бен, Вестминстерское аббатство – просто перестанут существовать. В следующей зоне, простирающейся до Челси и Кенсингтона и восточного края старого Сити, погибнет 98 процентов всего живого. Продвинемся еще на несколько миль дальше – на север к Кэмдену, на запад к Ноттинг-Хиллу или на восток к Ист-Энду, – и там погибнет половина населения, а большинство зданий будет повреждено до неузнаваемости. Все, кто увидят взрыв своими глазами, ослепнут на всю жизнь; большинство выживших будут страдать от ужасной лучевой болезни, из-за которой позавидуют мертвым. Отойдем еще дальше от эпицентра, и даже там из-за радиоактивных осадков будут наблюдаться повышенная заболеваемость раком и генетические дефекты.
А дальше начнется сопутствующий ущерб. Все правительство целиком придется заменить; урон, нанесенный финансовым центрам города, будет катастрофическим для всей мировой экономики. Само место взрыва на много десятилетий станет непригодным для жизни. Каждый житель большого города – Нью-Йорка или Парижа, Москвы, Токио или Гонконга – ощутит, что его среда обитания преобразилась; преобладающей мыслью будет не «нас много, и мы в безопасности», а страх перед массовым терроризмом. Крупнейшие города мира превратятся в гигантские мишени: миллионы потенциальных жертв, удобно сгруппированные в легко разрушаемых высотных зданиях. Одна подобная атака, возможно, не остановит миграцию людей в города – в конце концов, бомбардировки Хиросимы и Нагасаки не помешали Токио стать крупнейшим городом мира. Но вот несколько таких взрывов, вполне возможно, могут качнуть весы в другую сторону. Превратите городские центры в реальные цели для ядерного оружия, и начнется «ядерная зима» совсем другого толка: массовое бегство из городов, подобного которому не бывало за всю историю.
Иными словами, это очень плохая новость. И эта плохая новость, скорее всего, явится в роли актера третьего плана на мировой исторической сцене: кто-нибудь приедет на заминированном джипе в Сохо и активирует детонатор. В мире есть около 20 000 ядерных боеголовок, способных нанести такой ущерб. Точнее, 20 000 известных нам боеголовок. На планете, где живет более 6 миллиардов человек, наверняка есть тысячи и тысячи потерянных душ, с радостью готовых взорвать ядерное оружие в густонаселенном городе. Сколько времени нам ждать, прежде чем эти два множества пересекутся?
Водителя заминированной машины не будет сдерживать логика ядерной разрядки между великими державами. Взаимное гарантированное уничтожение его тоже не пугает. Собственно, оно даже будет казаться ему неплохим вариантом. Теория игр всегда испытывала затруднения, когда ей приходилось иметь дело с игроками, не руководствующимися в своих действиях рациональным эгоизмом, и теория ядерного сдерживания здесь не исключение. А когда бомба взорвется, второй линии обороны уже не будет – нет ни вакцин, ни карантинов, которые могли бы предотвратить самый худший сценарий. Кто-то, конечно, будет все равно рисовать карты, но это будут карты разрушений, радиоактивных осадков и массовых захоронений. Они не помогут нам понять угрозу так же, как карта Сноу помогла понять механизм действия холеры. Они всего лишь расскажут нам о масштабах трагедии.
