Разогнав толпу, бабуля оставила меня у закрытого кабинета и, бормоча что-то себе под нос, пошла искать врача-узиста.
Я спрашивал себя: почему же мы в ветеринарной лечебнице относимся к животным лучше, чем в этой больнице относятся к пациентам-людям? Да и другие больницы нашего города, как я затем выяснил во время практики, выгодно отличались от этой: при поступлении пациента с почечной коликой хирург приходил максимум через пять минут, и, пока осматривал пациента, у него, лежащего на кушетке, брались все необходимые анализы, затем пациента обезболивали и без промедления везли в хирургическое отделение. Но только не здесь.
Мои боли снова усилились, но узиста надо было дожидаться еще тридцать минут: ведь у него был обед. Эти тридцать минут показались мне тридцатью годами, и когда врач все же пришел, ноги меня уже не слушались. Врач положил меня на кушетку, провел датчиком по пояснице и поставил диагноз: мочекаменная болезнь, гидронефроз справа. Меня необходимо было срочно доставить в хирургическое отделение.
Медсестра позвонила в хирургию и, посадив меня в ставшее родным кресло-каталку, повезла через бесконечные коридоры и толпы больных в отделение. Уже там медсестра с санитаркой очень заботливо уложили меня в кровать, накрыли двумя одеялами, поставили мне укол – и меня, наконец, стало отпускать.
Почему же этого нужно было дожидаться в муках пятьдесят пять минут?..
Через три дня мне стало легче, а еще через четыре я уже выписывался домой. За семь дней моего пребывания в больнице ко мне только дважды подходил какой-то человек, спрашивал о самочувствии, после чего разворачивался и уходил без осмотра. Я тогда спросил у медсестер: «Кто это такой?» Они улыбнулись и ответили, что это был мой лечащий врач.
Полученный опыт в данной больнице привел меня к пониманию, что если я когда-нибудь буду работать в медицине, то мое отношение к пациентам будет максимально противоположным тому, что я увидел там: я буду настраиваться на пациента, они будут знать меня в лицо, им не придется спрашивать у медсестер, кто я такой.
* * *
Иногда в приемный покой поступают и бездомные.
Однажды к нам привезли бездомного Николая в тяжелом состоянии – его сразу отправили в реанимацию. Там мы его отмыли, побрили и подстригли. Медперсонал был очень вежлив к мужчине, все ему сочувствовали.
Через пять дней самочувствие нашего пациента улучшилось, и его перевели в обычную палату. Николай ходил в туалет мимо унитаза, так как уже разучился правильно на него садиться…
Очень показательным для меня стало отношение медсестер: они с ним буквально, что называется, «нянчились»: научили его по новой пользоваться туалетом, принесли ему из дома чистую добротную одежду. И перед выпиской, естественно, встал вопрос: куда же он пойдет? Николай ответил, что вновь отправится на улицу: семьи у него не было, а жилье у него обманом забрали риелторы, однажды напоив его. Нам всем было очень его жалко, но я также понимал, что мы со своей стороны сделали все возможное.
Помню, в одно из моих дежурств привезли бездомную пожилую женщину и посадили ее на стул в приемном покое – ожидать своей очереди на прием к врачу. От нее пахло помойкой, и, честно говоря, не только ею.
Из-за чего возникает такой специфический запах? У бездомных часто нет возможности регулярно принимать душ и стирать свою одежду. Бактерии, живущие на коже, питаются выделениями потовых желез и перерабатывают их в соединения, которые, в свою очередь, обладают неприятным запахом. Кроме того, у бездомных часто распространены заболевания, которые также могут стать его причиной: например, воспаления в полости рта, грибковые кожные заболевания, почечная недостаточность, печеночная недостаточность и другие. Может примешиваться и запах алкоголя.
Я помню, что происходило в тот день, когда привезли ту бездомную. Ее седую голову покрывал выцветший платок, одежда была разорвана, а ноги обуты в разного цвета сапоги. Некоторые люди в очереди начали возмущаться: мол, за что мы платим налоги и почему мы вынуждены это терпеть – и так заразы хватает, так еще тут «эту» привезли…
Вторая половина очереди молча сидела и наблюдала за происходящим.
Бабушка тихо встала и медленно, шаркая ногами, пошла к выходу. Тогда мы с медсестрой подбежали к ней и отвели ее в смотровую, где усадили на кушетку. Ее руки дрожали, а взгляд голубых глаз был направлен вниз, в пол. Женщина все понимала: что от нее пахнет и что людям это не нравится, понимала, какое положение у нее в обществе, но не осознавала, что, возможно, в душе она чище и благодарнее большинства из тех, кто сидел в очереди, потому что сохранила в себе человека, несмотря ни на что.
Дежурный доктор зашел в приемную, опросил и осмотрел бабушку, поговорил с ней о ее родственниках и затем сказал медсестре:
– Оформляем в отделение. Бабушке нужно вымыться, поесть и выспаться в палате.
Мы с медсестрой округлили глаза от удивления. Всегда хмурый, неразговорчивый врач, который вообще редко кого помещает в стационар, отправляя домой и рекомендуя обратиться в поликлинику по месту жительства, вдруг – кладет в отделение бездомную.
– Ну что вы стоите? Отведите бабулю в отделение. Помойте, переоденьте в больничную одежду и сходите в столовую, там должна была остаться порция ужина, – сурово сказал доктор, после добавив: – У каждого есть своя бабушка в голове.
Эти слова врезались мне в память, хотя я и не до конца понимал их значение. Я понял, что он имел в виду, намного позже – уже после того, как похоронил своих родных бабушек. Тогда в душе возникла пустота, которая заполнилась только в тот момент, когда я встретил на улице Ираиду Владимировну и начал ей помогать… Но эту историю я расскажу чуть позже.
Если нет своих бабушек, помогай другим бабулям, выполняй свой долг перед старшими – и будешь счастлив: вот что имел в виду дежурный доктор.
* * *
В 2014 году в наш город начали приезжать беженцы из ДНР. Их поселили обособленно, в детский лагерь за городом. Мы с другом Евгением – у него была машина – начали ездить к беженцам и возить им гуманитарную помощь. Но довольно быстро ресурсы закончились, да и не все беженцы ценили то, что для них делалось, поэтому через некоторое время мы решили начать оказывать целевую помощь, для чего выбрали четыре семьи: это были три молодые супружеские пары без детей и тетя Яна.
Тетя Яна была у себя на родине математиком. После бомбежки она приехала к нам с дочерью и собакой. Мы помогли ее семье снять жилье, приобрести нужные книги, нашли ей подработку – репетитором по подготовке к ЕГЭ по математике. И когда увидели, что тетя Яна надевает по две пары очков, то сразу же поехали в офтальмологическую клинику, где ей проверили зрение и подобрали хорошие очки. Врачи клиники были тронуты судьбой тети Яны и продали очки с большой скидкой, добавив даже свои деньги. Теперь тетя Яна готовит наших школьников к экзаменам по математике, кормит их украинскими борщами, а дети и родители ее обожают.
Другие семьи тоже сняли квартиры, получили гражданство, устроились работать на заводы, в магазины. Периодически мы с ними случайно сталкиваемся на улице или в магазинах, они все еще пользуются привезенными нами раскладушками и электрическими плитами.
