Лучше иметь честных врагов.
Таких, как У-Лэншшш. Алтын не всегда понимала причин, заставлявших его действовать так или иначе, но поняла одно. Ей стоит поучиться у него. И если воевать, то только став сильнее. Впрочем, после того, как черный наг сделал главное — признал ее достойной, она больше не имела желания воевать с ним. Ибо и с врагом можно иметь взаимное уважение. Тем более, она теперь царица.
А вот что касалось царя, к которому ей пришлось отправиться в… теперь уже ЕЕ дом. Тут до уважения было далеко. Дерзкий гад. Ядовитый и презрительный. Он уже выказал ей степень своего презрения. И даже не счел нужным встретить, хотя убрался из дома нагов накануне вечером.
Ничего. Она и сама прекрасно осмотрела свой новый дом. И ей понравилось.
Дворец Гумеша был не так велик, как дворец Полоза, иная архитектура, колористика. Не было здесь и парков и бесчисленных водоемов и фонтанов, которые так нравились Алтын в доме нагов. Но это ничего, она собиралась устроить тут все по своему вкусу.
В остальном же тут было роскошно. Полированный черный лабрадор, медь и малахит. Полумрак. И… холод. Нет, Алтын не нравился холод Первое, что она велела, это хорошенько тут протопить и добавить ковров. У-Лэншшш как знал, отправил вместе с ее свитой неплохое приданное, достойное царицы.
Первую ночь царица Алтын ночевала в специально убранном для нее покое, единственном, имеющим выход в небольшой сад. Нет, к спальне Гумеша она даже не приблизилась. Спалось ей на новом месте не очень хорошо. Но и это было ничего. Она привыкнет.
Как и следовало ожидать, василиски восприняли ее настороженно, а уже как они смотрели на ее свиту! Еще бы, наги, исконные враги, теперь на равных с ними правах в их доме. Приближенные царицы. Как все они косились друг на друга за ее спиной.
Алтын было смешно, но она не подавала виду. А беспорядки она решила пресекать в корне. За любое проявление вражды — казнь. Лучше работать на упреждение.
Итак, прошел день.
Потом второй.
Скука.
Царица решила заняться делами царства. И пришла к выводу, что Гумеш ими практически не занимался. Да и вообще, кто здесь чем занимался? Холостяцкое логово. Даже гарем какой-то запущенный и хилый. Да, она посетила даже гарем. Все эти бледные существа вызвали у нее смешанные чувства. С одной стороны, Алтын их было жаль, с другой… Она конечно злилась.
И да, она злилась! Потому что прошла неделя, а Гумеш так и не появился.
Плевать, сказала она себе. Она ли не царица? А этот засносчивый пернатый змей может сколько угодно отсиживаться в мангровых зарослях. Ей уже донесли на него свои же василиски.
Прошла неделя.
Алтын уже настроилась и дальше жить здесь самой в относительном мире и спокойствии. И скуке. Как вдруг ей донесли.
Явился. Глубокой ночью. Скользнул в свою спальню и закрылся там.
Она изобразила скуку. Однако, оставшись одна, не могла скрыть предвкушающей улыбки. А жизнь, кажется, начала обретать совсем иные краски.
***
Гумеш явился в свой дворец глубокой ночью, потому что просто не хотел никого видеть. И ему было плевать, что где-то… Точнее, не где-то, а в его любимой библиотеке, поселилась эта человеческая самка, вообразившая себя царицей.
Мрачная усмешка поползла по его красивым губам, когда Гумеш улегся наконец в СВОЮ постель. Скоро человеческая самка окажется здесь, у его ног. И будет молить о праве ублажить его. А он еще подумает, предоставлять ли ей это право.
Впрочем, в качестве подарка самка была хороша. Дерзкая, красивая, злая. Тем приятнее будет ее укрощать. А когда она отдаст то, что принадлежит ему по праву, может быть и останется в его постели. Так далеко Гумеш заглядывать не собирался.
С этой мыслью он и заснул.
И честно говоря, с утра ожидал, что она явится, или хотя бы подошлет своих прихвостней. Узнать о его намерениях. Должна.
Однако утро прошло, прошел день, настал вечер, а от царицы никто не появился.
Ну что ж, подумал он, не идет сама, значит, надо ее пригласить. И заодно дать понять, что шутить он не собирается. Он отправил за ней посыльного. Посыльный вернулся с ответом, что царица будет через час.
Через час? Отлично. Гумеш привел себя в порядок и велел проводить царицу…
В подвал. Да, он немало времени там проводил. Прекрасная демонстрация будет.
В подвале всегда пахло кровью. Этот запах стал неистребимым, сколько не вымывай там полы. Гумеш подошел к стеллажу с разнообразными орудиями, весьма похожими на пыточные, и выбрал среди прочих плеть с металлическими крючками на конце. А потом сел в свое любимое кресло, обтянутое кожей нага, и приготовился ждать.
Как раз прошел час. И если она опоздает… Не опоздала. Вскорости послышалось шуршание хвостов. Наги. Гумеш усмехнулся и приготовился ждать.
Наконец в дверном проеме появилась женщина.
Прах его побери, если он не испытал небывалый подъем чувств. Возбуждение и нетерпение! И тут же впился в нее взглядом, желая оценить, какое впечатление производит.
Она даже не повела бровью. Хотя наги рядом с ней оглядывались и злобно шипели. А что с ними было, когда они узнали шкуру, которой было обтянуто его кресло! Гумеш смотрел, как они бесятся, и испытывал истинное удовольствие.
Однако женщина прошла две трети помещения и остановилась, глядя куда-то поверх его его головы, словно не видела его.
«Ну, что ты будешь делать, человечка?» — подумал Гумеш и застыл в предвкушении.
Вперед выскочил какой-то плюгавый наг, зашипел, брызгая слюной:
— Встань! Как ты смеешь сидеть перед царицей!
Царицей? Это он здесь царь. Он только усмехнулся, собираясь сказать…
И тут услышал:
— Оставь, Ер-Ге. Господину трудно стоять на ногах. Устал, столько сил потратил недавно, чуть не надорвался. Не удивительно, в его-то возрасте.
Гумеш себя не помнил, как взлетел с кресла.
***
Мгновенный взрыв ярости. Гумеш двинулся к ним, но видел перед собой только эту потерявшую всякие берега самку, а в груди клокотало бешенство. Наказать! Или разложить прямо здесь. На полу. Исполосовать ее тонкую спинку, а потом взять свой подарок.
Женщина с места не сдвинулась, лишь подала какой-то знак. Два прихвостня, стоявшие по бокам от нее, немедленно переплели хвосты, образуя кресло. В которое она и опустилась раньше, чем Гумеш успел подойти. И теперь смотрела на него, выжидая.
Удивительное дело, но пока он шел к самке, сжимая в кулаке плеть и вглядываясь в ее темные глаза, ярость куда-то испарилась. Остался азарт, но уже иного толка.
Дошел, и замер.
Где страх? Он был там, в ее глазах, в ее запахе. Но ярче всего в глазах человечки горел вызов. Страсть. Гумеш испытал странное чувство сродни восхищению. Пальцы свободной руки разжались и снова сжались в кулак. Тут было много лишних. С ними он планировал позже разобраться. Сейчас — женщина.
