— Тогда пришли двоих. Да, средний. И поскорее, чтобы через двадцать минут были. Записывай, — и стала диктовать адрес.
Судя по тому, что София Степановна слышала из телефонных переговоров в квартире, следовало поторопиться.
* * *
Когда Игорь Наумович ушел, она позвонила сотруднице, с которой поддерживала хорошие отношения и попросила ее помочь. У той была дача — развалюха где-то в дальней пригородной деревне. Подруга должна была купить билет на пригородный автобус и оставить в камере хранения. Для начала Мирослава собиралась исчезнуть из города, а дальше видно будет.
Коробочка с последним подарком Ильи все это время лежала на журнальном столике. Мира все не решалась ее открыть. Потом все-таки прикоснулась дрожащими пальцами, открыла. Там лежал браслет. Простой на вид, но стильный и видно, что очень дорогой.
Грустно улыбнулась, надев его на запястье. В первый момент браслет как будто обжег кожу, прозрачные драгоценные камешки мигнули переливчатым огнем, а застежка защелкнулась сама. Будто только по какому-то сигналу. Камни просияли еще раз, но теперь браслет уже не жег, он просто уютно обхватывал руку.
Мирослава пожала плечами, погладила браслет пальцами, подумав, что никогда не расстанется последним подарком мужа. Сумка с вещами была собрана. Подруга перезвонила, сказала, что все готово. Предупредила, что дача нестерильна. Это означало, все паутиной заросло, требуется генеральная уборка. Но так это как раз Мирославу не пугало, в жизни есть вещи куда страшнее уборки.
Осмотрелась еще раз. Проверила все краны. Оставалось присесть на дорожку. Телефон… Телефон и симку она собиралась выбросить по дороге.
Пора. Мирослава вышла из дома.
Уже подошла к машине, и… И темнота.
Глава 3
Утром следующего дня все заинтересованные лица должны были собраться вместе в офисе адвоката. Вадим с женой появились первыми. Альбина может и хотела бы, чтобы сейчас тут присутствовала ее мать, но София Степановна сказала, что это чисто семейное дело. Ее присутствие вряд ли понравится зятю, а услышать все, что нужно, она и так услышит. Выглядели Балкины хмуро, вели себя отчужденно и неразговорчиво.
Вадим вчера появился под только под утро. Альбина не спала, ждала его. Объяснять ничего не стал, вообще говорить с ней не стал. Молча пошел и завалился спать. Ей оставалось только гадать, где проболтался муженек большую часть ночи. Впрочем, чего гадать?
Сцен она, разумеется, устраивать не стала, но и пребывать в хорошем настроении тоже не получалось. В другое время, может и наплевала бы на все, но сейчас женщина была не в состоянии закрыть на все глаза и безмятежно улыбаться.
Вадим был мрачен и полон раздиравших его чувств. Непривычный коктейль бродил в крови, вызывая и агрессию, и томление, и жаркое предвкушение. Потому что он, кажется, загнал свою добычу. Все, принадлежавшее отцу, теперь его. И Мирослава. Эти мысли вызывали неконтролируемое возбуждение, заставляли крепче сжимать челюсти. Потому что пока желаемое не осуществится, пока она не окажется в его власти, нетерпение так и будет сжигать его на медленном огне.
До десяти часов оставалось каких-то несколько минут, а Мирослава не появилась, и Вадим невольно занервничал. Без одной минуты десять в помещение вошел человек, которого он не ожидал и не хотел здесь увидеть. Адвокат покойного отца Игорь Наумович Гершин.
Вадим прекрасно знал старого крючкотворца. Услышав, что Гершин представляет здесь интересы вдовы, а ее самой не будет, Балкин скрипнул зубами. За эту проделку Мирослава ответит десятикратно.
Однако встреча заинтересованных сторон началась. Гершин представил все документы, в том числе отказ вдовы Ильи Владимировича Балкина в пользу его сына Вадима Балкина. Пока обсуждались процедурные вопросы и прочие формальности, Гершин искоса посматривал на сына и наследника.
А вот когда процедура уже была завершена, тогда-то и началось основное действо.
— Как адвокат покойного Ильи Владимировича Балкина, — проговорил Гершин. — Довожу до сведения наследника, что завещатель оставил особые указания. Вступают они в силу с момента подписания его вдовой отказа от положенной ей доли наследства.
— Что? Какого черта? — прошептал не сдержавшись Вадим. — Что еще за особые условия?
— Волеизъявление завещателя свободно от необходимости согласования с кем-либо содержания своего завещания или информирования любых лиц и организаций, — сухо проговорил Гершин.
Потом, не обращая внимания на замешательство окружающих, извлек из объемистого портфеля два экземпляра документов. Один передал адвокату, другой Вадиму Балкину.
Вадим напрягся. Он был уверен, что эти особые указания очередная пакость со стороны отца. Пакость, на которые тот всегда был горазд. Пока он собирался с духом, чтобы просмотреть свой экземпляр, адвокат покойного извлек из портфеля еще одну вещь и протянул Вадиму со словами:
— Велено передать лично вам в руки.
Это был конверт.
* * *
Логично предположить, что в конверте может быть письмо. Но Вадиму в тот момент безобидная бумажка показалась пострашнее бомбы.
— Прочтите пожалуйста, я должен убедиться, что до вас дошли эти сведения, — монотонный голос Гершина бил по нервам.
— Вслух? — не совсем понял Вадим, сжимая в пальцах письмо отца.
— Нет, по условиям завещателя мне достаточно убедиться, что вы с письмом покойного ознакомлены.
— Вы знакомы с содержанием? — спросил Вадим, которому ситуация нравилась все меньше и меньше.
— Частично, — уклончиво ответил старый адвокат. — Вскрывайте конверт, Вадим Ильич.
Вадиму ощущал холодную досаду и почему-то безотчетный страх. Но вызов принят. Он вскрыл конверт и начал читать, с первых же слов понимая, что отец его опять уделал. Да как еще уделал…
"Мой дорогой сын!
Если ты читаешь эти строки, значит ты все-таки поел дерьмо, как я и предполагал. Хочешь получить все и сразу? У тебя будет шанс.
Не надо было трогать Мирославу, жадный ты мальчишка. Я не хочу знать, что заставило ее отказаться от той доли наследства, что я ей завещал, пусть это будет на твоей совести.
Я оставил моей жене прощальный подарок. После его активации все мои средства автоматически переводятся на особый счет, доступ к которому может получить только она, либо тот, кому она пожелает передать это право. Добровольно.
Заметь, мой нетерпеливый жадный мальчик, Мирослава ничего не знает. Можешь не пытаться давить на нее или как-то угрожать ее жизни. Если она умрет, счет аннулируется в пользу государства.
Твой любящий отец.
P.S. Удачи тебе, попробуй хоть что-нибудь в жизни получить по-хорошему"
Некоторое время потребовалось, чтобы прийти в себя. Удержать лицо, овладеть собой и обрести способность говорить спокойно. Вадим оттянул узел галстука, сухо спросил, не глядя на Гершина:
