— Что?
— Неважно. Это я о своём. А разрешите всё-таки полюбопытствовать, что вынудило вас принять столь поспешное решение? Трудности, которые необходимо решить безотлагательно?
Не скрываясь, злясь на неё, на некроманта, на весь мир и на себя заодно, инспектор нагло уставился на живот адвокатессы. Естественно, под шубкой, которую Рейсон так и не сняла, ничего заметно не было. И от этого инквизитор разозлился ещё больше. А, может, его бесило собственное, откровенно идиотское, поведение. Тейлор ещё и сам не понял, с чего вдруг появилось желание кого-нибудь придушить. Но от желания этого аж челюсть свело.
— А вот это абсолютно не ваше дело, — предсказуемо отчеканила Кира вставая. — И для оскорблений у вас нет ни прав, ни… мотивов. Всего хорошего, господин Тейлор. Передавайте привет супруге.
— Вот точно, — пробормотал инквизитор прислушиваясь. Думал: саданёт дверью со всей дури. Но нет, ведьма прикрыла створку почти бесшумно. И шагов её слышно не было. — Прав у меня никаких и мотивов тоже. Разве что аффект?
Инквизитору, понятно, никто не ответил.
Инспектор постоял, раскачиваясь с носка на пятку, сунув кулаки в карманы брюк. Подошёл к буфету, нацедил почти полный стакан коньяка. Покрутил толстостенный гранёный графин, будто впервые видел такую штуку, да и запустил им в стену.
Истерики не получилось — хрусталь оказался слишком прочным. Нет, ботнуло знатно и на шёлковых обоях появилось тёмное пятно с каёмкой мелких брызг. Но графин и не думал разбиваться. Упал на ковёр мягко, прямо на кисельную розу, как на лапы приземлился.
Тейлор громко, чётко выговаривая слова, выругался. Ещё с носка на пятку покачался и добавил то, что ещё со времён портовой юности помнил. В полной тишине брань прозвучала особенно отвратно.
[1] Снять мантию (экв. «Снять погоны») — уволить.
Глава 12
Тейлор тщательно разгладил ладонью замявшийся лацкан пиджака, начал застёгивать пуговицы портпледа и снова расстегнул их — не понравилось, как рукав лёг, поправлять пришлось. Собственная педантичность и излишне требовательное отношение к одежде инквизитора порой раздражали. А что делать? Против собственной природы, говорят, не попрёшь. Вот и приходилось разглаживать, складывать заправлять. Позвать бы горничную, велеть вещи собрать, да на собственном опыте давно убедился: служащих в гостиницах набирают по принципу криворукости — чем кривее, тем лучше. Распаковать багаж у них ума ещё хватит, а вот собрать…
В дверь постучали уверенно так, настойчиво. Инспектор покосился на часы, поморщился, получив совсем ненужное подтверждение: в гостиницах служат исключительно идиоты. Ведь просил прислать носильщика ровно в полдень, а на часах без пятнадцати всего было.
Впрочем, вполне могло статься, что такая торопливость вовсе не врождённым кретинизмом обусловлена. Служащие Тейлора тоже почему-то не любили. И когда он уезжал, улыбались гораздо искреннее, чем при встрече.
— Входите! — раздражённо крикнул инквизитор, в ванную комнату направляясь.
Дорожный несессер он даже не открывал — бриться было лень. Но на полочку рядом с раковиной его зачем-то ещё вчера положил. Будто в саквояже пеналу бы хуже лежалось!
Расстегнул замочек, проверяя, всё ли на месте, не покусилась ли горничная на помазок и щётку для волос. Бритва блеснула тускло, словно насмешливо.
Тоска. Тоска, серость и гадость. Зачем его вообще в этот чёртов городишко принесло?
— Женевьев… — позвали из-за спины робко, нерешительно.
Тейлор стиснул зубы так, что челюсти заныли. Медленно-медленно закрыл несессер, прочь гоня мысли о бритве. Да и кого резать? Себя если только.
— Чем обязан такому счастью? — процедил.
— Доброе утро, Женевьев.
— Не уверен.
Инквизитор, наконец, повернулся. Жена стояла на пороге — несчастная, маленькая и хрупкая, зябко кутаясь в пушистое манто, глядя на супруга огромными, по-оленьи влажными глазами. Довольно пошлое сравнение с фарфоровой статуэткой в данном случае казалось вполне уместным. Кажется, инспектор даже где-то видел подобную фигурку. Вроде бы там ещё сеттер имелся. Или кокер?
Оплошала Мерилен, не прихватив собаки. Впрочем, у неё же аллергия.
— Ты совсем не рад меня видеть?
— Ну что ты! — сквозь зубы заверил Тейлор. — Счастлив! Зачем ты приехала?
— Я подумала, что идея провести Рождество вместе не такая уж дурная.
— Здесь?
— Но согласись, в сельской пасторали[1] есть определённая прелесть.
— В сельской… чём?
— Пасторали, — послушно повторила супруга и глаза отвела, ткнувшись носом в развал меха.
Странно всё это. Дурой-то жена никогда не была. А сейчас выступала без огонька, фальшиво, с явной ленцой, будто ей и самой играть не хотелось.
— Зачем ты приехала? — повторил Тейлор, едва плечом супругу не пихнув, в комнату возвращаясь.
Хорошо хоть у Мерилен ума хватила на шаг отступить, а то совсем бы грубо получилось.
— Папа попросил лично проследить, как тут дело идёт, — нехотя призналась госпожа Тейлор.
— Какие тут могут быть дела? А, главное, куда они должны идти? — буркнул инквизитор. — Да и интерес твоего папы слишком уж… настойчивый.
— Я же говорила, что владелец марки хороший папин друг, — упрекнула забывчивого супруга Мерилен.
— Помню, — заверил её инквизитор. Сел, спихнув локтём саквояж. Сумка мягко шлёпнулась, перевернулась набок, показав раззявленное брюхо с чем-то белым внутри — может, кальсонами, а, может, рубахой. Тейлор полюбовался собственными пожитками, да и задвинул ногой саквояж под кровать. Крепко лицо обеими ладонями растёр. — Так, дорогая. Либо ты мне рассказываешь про все припасённые для меня неожиданности. А то, что они есть, я задницей чую. Либо выматывайся отсюда. Если поспешишь, вполне успеешь на дневной поезд.
— Женевьев! — ахнула фраппированная госпожа Тейлор. — Мой отец…
— Срать я хотел на твоего отца, — громко и чётко, разделяя слова, сообщил инспектор.
— Твоя карьера… — промямлила Мерилен.
И не понять, что её больше поразило — то ли суть Тейлором сказанного, то ли форма. Но поразило однозначно. В самое сердце. Недаром же ладошки к груди прижала и глаза распахнула потрясённо. Нет, она не таращилась, как рыжая, боже упаси! Всё выглядело красиво и вполне достойно.
— Давай я тебе кое-что объясню, дорогая, — от заверения, что на карьеру ему, в общем-то, тоже… плевать инквизитор не без труда, но воздержался. — Моя карьера уже никоим образом не зависит от твоего папеньки. Раньше да, теперь нет. Поэтому об услуге вы меня только просить можете. А я ещё подумаю, оказывать ли её вам. Это ясно?
— Женевьев!
— Не ясно, — удручённо кивнул инспектор, вставая. — Ты опоздаешь на поезд, Мерилен. И так, на будущее. Самый простой способ добиться от меня желаемого — это сказать правду. Ты же знаешь, я подонок и эгоист. Поэтому и за другими оставляю право на то же. А сейчас, прости…
