Но как много я слышала здесь разговоров о том, что та или иная женщина отправилась отбывать свой срок. Еще вчера она ожидала здесь вместе с остальными чудесного освобождения, а завтра ее уже отправляли в специальную камеру для осужденных, где они ждали отправки «на зону». Само это выражение «на зону» было страшнее, чем тюрьма, потому что здесь, в СИВО, я уже знала внутренне устройство, а там была неизвестность. Пустая нара надолго такой не оставалась — ее тут же занимала другая заключенная, которая так же мечтала и надеялась на чудо.
Так и я, еще совсем недавно радовалась новой квартире, в которую мы только переехали с моим парнем. Самым обидным было то, что моя нелегкая жизнь, наконец-то стала налаживаться. У меня появился любимый человек, который хотел провести со мной жизнь. Это было нечто удивительное! В восемнадцать краски такие яркие и любовь такая искренняя, нам хотелось разделить все и быть вместе вечно. Мы являли собой обычную влюбленную пару, которой море по колено, которой наплевать на бандитов и политиков, на несправедливости и неравенство. Оставаясь, порой, совсем без денег, относились к вынужденной голодовке философски, зная, что все впереди и что у нас будет счастливое будущее. Мы постепенно шли к мечте: у парня появилась хорошая работа, и мы сняли квартирку. Я приходила в восторг от вида девственно-чистых стен, размышляя какие картины туда повесить. Выбирала занавески и радовалась новой сантехнике. Казалось, что я попала в дом мечты. Мы завели щенка ризеншнауцера, и наша собака уже в три месяца была большущей. Я задалась целью выдрессировать ее и сделать идеальной, поэтому много времени проводила, гуляя с ней и играя.
Теперь я понимала, что все это осталось в прошлом. Что будет через пять-семь лет? Тогда в восемнадцать это казалось огромным сроком. Даже самый преданный парень не будет ждать столько. Да и хочу ли я этого? Чтобы он из года в год ездил ко мне и возил передачи? Чтобы видел в кого я превращаюсь на зоне? Мне казалось, что я обязательно должна буду превратиться в некрасивую и унылую бабу, которая говорит на жаргоне и плюет сквозь зубы. Друзья будут просто продолжать жить, заведут других друзей, создадут семьи, у них появятся дети, достижения. Что, интересно, думали друзья по поводу моего пленения? Поддержали маму или просто сделали вид: ничего не знаем и не ведаем, и помочь ничем не можем? По большому счету, наверное, помочь никто ничем и не мог, но хоть письмо передать? Черкануть пару слов? В такие вот моменты вырисовывается сущность всех взаимоотношений. Самая нелегкая задача поддерживать человека, от которого отворачивается общество и закон. Ведь правды, по сути, не знает никто, они могут только догадываться о том, что произошло на самом деле. Но только самые любящие люди скажут: «Мне плевать — что бы она ни сделала, я все равно буду с ней». Ну что ж, у меня были все шансы узнать цену дружбы.
Дальше мои невеселые мысли перекинулись на институт. Поступить туда было непросто. Знания никого не волновали, все решали деньги и знакомства. С грехом пополам мне удалось поступить на филологический факультет. Теперь из института отчислят, и вряд ли я поступлю туда снова. Дело даже не в том, что не смогу восстановиться, а, скорее всего, не захочу. Не найду в себе сил пройти все это заново. Другой институт даст мне иные знания, и как я буду чувствовать себя среди этих самоуверенных детей, считающих, что они знают все на свете?
Собака вырастет и не узнает меня. Из милого щенка превратиться в грозного пса, к которому и подойти будет страшно. Трехлетняя племянница, с которой я любила возиться, станет школьницей и удивленно посмотрит на незнакомую тетю.
Теперь моим домом была камера с нестерпимым смрадом, который въедался в кожу и волосы, гадкая рваная постель заменила любовное ложе, друзьями стали женщины с поломанными жизнями. Глядя на них, я только и твердила себе: я не такая, я не такая. Хорошо, что здесь не было больших зеркал, а только маленькие карманные зеркальца, и увидеть себя со стороны во весь рост было невозможно. Этот вид наверняка поверг бы меня в уныние и заставил осознать собственную незавидную участь. Я представляла себя такой, какой запомнила последний раз дома, крутясь перед огромным зеркалом. Я всегда была худой и стройной, на высоких каблуках, в длинном пальто и элегантных перчатках. Я было такая. Пусть теперь я ходила в толстом бесформенном пуховике и грубых ботинках, я себя все равно не ощущала безобразной. А ведь мы именно те, кем себя ощущаем? Наверное. Интересно, кем ощущали себя все эти женщины, что окружали меня?
Смогу ли я остаться собой в этом хаосе? Не изменить своим жизненным принципам?
А на следующий день произошло сразу два очень важных события.
Глава 6
В те первые дни моего пребывания в заключении меня еще поражало то, что оказавшись там, ты как бы исчезал из жизни извне. Казалось, что о тебе забыли все и другой жизни просто не существует. Этот мир был настолько инороден, что свыкаясь с ним буквально за неделю, не помнишь, как может быть по-другому. Воспоминания о свободе, словно сон: он был, ты помнишь некие детали, но понимаешь, что это сон. Во сне может быть очень сладко, но реальность здесь и сейчас.
Если спуститься к окну на «второй этаж», то очень сильно изогнувшись, можно увидеть маленький кусочек неба и верхушку дерева. Эта нара у окна не была занята и оставалась свободной. Зимой ее использовали в качестве холодильника, складывая на нее продукты. Летом там можно было посидеть и подышать воздухом. Как только я немного осмелела и уже не боялась слезть к окну, я могла подолгу смотреть на виднеющееся дерево, на то, как ветер качает его крону. И это созерцание помогало мне не забыть, что где-то есть ветер и деревья.
Из раздумий меня выдернула грохнувшая дверь. За все то время, что я находилась в тюрьме, я так и не смогла привыкнуть к этому звуку. Каждый раз он заставлял вздрогнуть. Обратила внимание, что не только меня.
Видимо, ожидание вестей, любых — хороших или плохих, вызывало подобную реакцию.
В открытую кормушку (так называлось у нас оконце для раздачи пищи) крикнули мою фамилию. Я и не успела отреагировать, как тетя Женя была у окна и разговаривала с визитером. Пока я сползала со своей верхотуры, там уже собралась толпа. Всем было любопытно, зачем меня зовут. Оказалось, что мне принесли передачу. Пока я моргала, мне сунули в руки длинный список. Я в недоумении на него уставилась, не понимая, что надо с ним делать. А Женя уже суетилась вокруг меня и кормушки, кричала на кого-то, чтобы ей помогали, любезничала с охранниками. Помощников было хоть отбавляй, а я не могла понять подобного ажиотажа. Настроение у всех было просто отличным, девушки радовались как дети. Одна я стояла как истукан со списком, не понимая, что мне надо с ним делать. Я стала одно за другим разбирать слова, узнала почерк сестры. Теперь до меня начала постепенно доходить суть происходящего, но оказалось, что мою передачу уже получили. У меня спросили все ли в порядке (словно я знала) и кормушка захлопнулась. На столе лежала груда продуктов и вещей.
Вот где и когда я почувствовала себя богатой! Так, словно выиграла в лотерею или нашла чемодан с миллионом. Никогда не забуду это чувство. Еще минуту назад у меня не было ничего, а тут целая гора! Во-первых, мои любимые вещи — я теперь могла переодеться и чувствовать себя красивой девушкой, да и просто человеком. Мне передали постельное белье — красивое, цветное и я могла сменить тот огрызок простыни! У меня были спички и пара блоков сигарет! Как я выяснила позже, для тюрьмы это целое состояние.
