Может ли быть так, что леворукость часто ассоциируется с беспокойной неудовлетворенностью существующим порядком, жаждой перемен и бунтарским поиском новизны и что эти качества личности воспринимались как угроза в застойных традиционных обществах? Глядя на художественные изображения человека на древних фресках, статуях, мозаиках, я думаю, что было бы интересно измерить распространенность левшей в древние исторические эпохи. И выяснить, увеличивался ли процент леворукости в периоды культурных «всплесков», о которых мы говорили ранее в этой книге. Снижался ли он во времена культурного застоя? (Например, какую руку использовал Александр, чтобы разрубить пресловутый Гордиев узел? Или какой рукой он, в пьяном угаре, метнул дротик, сразивший Клета, доблестного воина, в свое время спасшего жизнь Александру?) Это был бы интересный проект, объединяющий биологию, историю и антропологию культуры, хотя, скорее всего, его было бы сложно реализовать.
Между тем мы с моим бывшим студентом Кеном Поделлом реализовали гораздо более скромный проект. Мы расспрашивали правшей и левшей, какой выбор они сделают в неоднозначной ситуации. Варианты были такими: выбрать предмет, наиболее похожий на заданный, не имеющий отношения к заданному и наиболее отличающийся от заданного предмета. Все праворукие выбирали наиболее похожие или не имеющие отношения предметы, но некоторое количество леворуких выбрало наиболее отличающиеся. Не очень существенное отличие, но тем не менее отличие!28
Нейропсихологи предпринимали многочисленные попытки, чтобы связать с леворукостью определенные когнитивные черты, однако, поскольку все эти попытки крутились вокруг старого избитого различия между вербальным и невербальным познанием, они не удались. У большинства левшей доминантным в отношении языка все равно остается левое полушарие. И наоборот, связь между леворукостью и поиском новизны весьма занятна и может оказаться реальной. Говорил ли я, что леворукость всегда связана с поиском новизны? Может быть, это слишком сильно сказано. Но я предлагаю более тонкий подход: поиск новизны может быть более распространенным и более выраженным у леворуких, чем в обществе в целом. Позднее в этой книге, в Главе 10, мы столкнемся с результатами исследований, полученных методами нейровизуализации, и эти результаты дадут нам хотя бы частичное объяснение механизмов, определяющих эти различия.
Есть ли какое-то преимущество в эволюционном плане у общества, в котором представлены и левши, и правши, и именно в таком соотношении? Возможно, есть. Чтобы общество было стабильным, должны поддерживаться некая преемственность и консерватизм, поскольку слишком многочисленные и слишком частые пертурбации приведут к нестабильности и хаосу. С другой стороны, для прогресса необходимы изменения, даже нарушения существующих порядков и правил. Какие бы нейронные особенности ни были связаны с доминантной рукой, примерное соотношение в популяции правшей и левшей 9:1 могло сложиться в обществе в процессе эволюции, для поддержания необходимого баланса между стабилизирующим консерватизмом и бунтарской новизной. А степень принятия леворукости может отражать отклонения от этого среднего в сторону перемен или в сторону застоя в конкретном обществе и в конкретный момент истории.
Форсирование новизны
Подобно многим хорошим вещам, новизна привлекательна до определенного предела. Но существуют клинические состояния, когда она может выплеснуться через край и привести к чрезмерному, экстремальному и неконтролируемому исследовательскому поведению. Мы говорим о СДВГ? Нет, но это расстройство часто путают с СДВГ. Я полагаю, что существует нераспознанная форма синдрома Туретта, которая проявляется в основном не тиками, но неодолимой тягой к новизне и неумеренным исследовательским поведением. Чтобы распознать это расстройство, нужно пересечь традиционные границы, отделяющие клиническую неврологию.
Клиническая неврология как наука получила неожиданно быстрое развитие за последние несколько десятилетий, и оборотной стороной этой экспансии стало все большее раздробление, или, если позаимствовать термин из геополитики, «балканизация». Разные заболевания изучаются различными клиническими «кланами», которые посещают различные конференции, публикуются в разных журналах и получают зарплату в разных департаментах медицинских институтов. Общение между ними сведено к минимуму или его вообще нет. Это очень печально по причинам, слишком очевидным, чтобы перебирать их здесь, но факт остается фактом во многих клинических ситуациях. Особенно печальная ситуация в неврологии, так как то, что часто определяет природу клинических проявлений заболевания, связано с его нейроанатомией в большей степени, чем с этиологией. Проще говоря, даже если патофизиология двух мозговых нарушений различна, симптомы могут быть похожими, поскольку заболевание поражает те же самые нейроанатомические структуры. Это также означает, что можно узнать много нового, пересекая границы между традиционными областями клинической неврологии, и многое можно упустить, допуская существование балканизации в этой области.
За примером такой балканизации в неврологии далеко ходить не надо. Существует множество доказательств специализации полушарий у ряда видов животных. Тогда можно поспорить с утверждением о том, что различие между речью и невербальными функциями является фундаментальным для асимметрии функций. И почему бы еще больше не подвергнуть сомнению общепринятое мнение нейропсихологов, неврологов, психиатров и других кланов, изучающих мозг и его заболевания, о специализации полушарий? Здесь снова вмешивается проклятая балканизация, возможно неизбежная, учитывая объем научной информации, накопленной на сегодняшний день, но тем не менее прискорбная.
Может быть, потому, что я родился левшой и, несмотря на все усилия моих воспитателей из советского детского сада изгнать еретические тенденции, сопровождающие леворукость, у меня всегда была склонность к пренебрежению таксономическими границами клинических дисциплин, я и пересекал их всю свою профессиональную жизнь в нейропсихологии, к добру или к худу (рис. 6.5). В духе такой «антибалканизации» давайте рассмотрим многослойную нейронную иерархию. Эти слои состоят из трех типов мозговых структур: (1) префронтальной коры, (2) подкорковых структур, называемых дорсальным полосатым телом, состоящих из нескольких ядер, и (3) черной субстанции и ядер вентральной области покрышки в стволе мозга, посылающих дофаминовые проекции к коре и полосатому телу. Все эти структуры имеют своих близнецов, по одному в каждом полушарии. В результате у нас получается трехуровневая иерархия близнецов, схематически изображенная на рис. 6.5. Мы будем называть эту иерархию «трехпалубником». Она может нарушаться на разных уровнях, что приводит к различным заболеваниям, которые разложили по разным диагностическим «корзинам». Но мы собираемся пересечь границы нашего сильно раздробленного клинического мира.
Рис. 6.5. Трехпалубник. Три уровня иерархии: префронтальная кора (ПФК), полосатое тело и вентральная часть ствола мозга. Хвостатое ядро и скорлупа находятся в дорсальной части полосатого тела. Два крупных дофаминергических ядра, черная субстанция (ЧС) и вентральная область покрышки (ВОП) находятся в вентральной части ствола головного мозга. При болезни Паркинсона (БП) наблюдается дисрегуляция в соединении ствола мозга и полосатого тела. При синдроме Туретта нарушается фронто-стриарное соединение
