— Вы угробите мои корабли, генерал-майор! — Октябрьский не смог сдержать эмоций. — Я ведь предупреждал вас, что это авантюра!
— Меньше слов, товарищ вице-адмирал. Мне немедленно нужны все ваши истребители. От вашей расторопности будет зависеть судьба эскадры.
— Да сколько их у меня!? Этого мало…
— Выполнять!
— Есть! — зло бросил в трубку Октябрьский и связь прервалась.
* * *
Немцы учли опыт налета на Ленинград и отказались от плотного строя бомбардировщиков. Их боевой ордер был максимально разреженным, что, естественно, резко снижало эффективность заградительного огня. Тем не менее, как только немецкие самолеты вошли в зону досягаемости главного калибра «Парижской Коммуны», я выдал башенным расчетам целеуказание, и линкор открыл огонь.
Двадцать пять километров, отделявшие немецкие самолеты от советской эскадры в момент открытия линкором заградительного огня, пикирующие бомбардировщики преодолели за пять минут. За это время двенадцать орудий главного калибра «Парижской Коммуны» выпустил по ним около шестидесяти 305-миллиметровых снарядов в шрапнельном снаряжении.
Строй бомбардировщиков первой ударной группы распался. Из сорока Ю-87 до эскадры удалось добраться только восьми пикировщикам. «Мессершмитты» тоже попали под раздачу, но по большей части случайно. Целенаправленно по ним никто не стрелял, поскольку по большому счету кораблям они были не опасны.
В этот раз от Летры не потребовалось имитировать мой голос, управляя огнем орудий и зениток кораблей Зиновьева. Как и при отражении налета на Ленинград, здесь усилиями Лены и генерала Зашихина была организована полуавтоматическая система наведения с применением приборов управления огнем ПУАЗО-3. Передача установочных данных для стрельбы осуществлялась со спутников в режиме радиотелеграфа, так что глушить всю связь в зоне сражения, как это было сделано при атаке на позицию «Доры», мне не пришлось. Да и не смог бы я себе такого позволить — это неминуемо нарушило бы систему управления эскадрой и воздушными силами.
Прорвавшиеся «штуки» попытались начать атаку, но были встречены морем огня корабельных зениток и тремя десятками истребителей полка Кудрявцева. Поняв, что такой противник им явно не по зубам, немцы отвернули в сторону, собираясь дождаться подхода основных сил четвертого воздушного флота.
И все же большие потери первой ударной группы немецких бомбардировщиков не пропали для противника даром. Пока линкор разбирался с ними, еще три группы бомбардировщиков успели сблизиться с эскадрой на разных высотах. Открыть по ним огонь кораблям удалось только с десяти километров, и результат, естественно, оказался гораздо хуже, чем в первом случае.
Конечно, эскадра, состоящая из линкора, двух крейсеров и шести эсминцев, способна вести зенитный огонь весьма высокой плотности, но полностью сорвать атаку восьми десятков бомбардировщиков она все-таки не в состоянии. Естественно, прицельно отбомбиться удалось единицам, но и этого хватило, чтобы советские корабли начали получать повреждения.
Немецкие бомбардировщики взрывались на входе в пикирование, рушились в воду, сходя с боевого курса, разваливались и падали в воду, сбитые летчиками Кудрявцева или пораженные зенитным огнем, но и советские машины нередко вспыхивали в воздухе и, разбрасывая обломки крыльев и фюзеляжа падали в море. «Мессершмитты» стремились связать русские истребители боем и отжать их от заходящих в атаку Ю-87, и, надо признать, иногда им это удавалось. Лидер эсминцев Харьков вздрогнул от двух почти одновременных ударов 250-килограммовых бомб. Еще по одному попаданию получили эсминец «Беспощадный» и крейсер «Красный Крым».
«Харьков» потерял ход и получил дифферент на нос, у «Беспощадного» скорость упала до десяти узлов и возник крен на левый борт. «Красный Крым» отделался потерей одного 130-миллиметрового орудия и пожаром в носовой части. Еще несколько кораблей эскадры получили менее значительные повреждения от взрывов бомб в воде непосредственно у их бортов.
Немедленно встал вопрос о том, что делать с потерявшим ход лидером и поврежденным эсминцем. Вариантов виделось три. Можно было взять поврежденные корабли на буксир, но такое решение резко снижало скорость хода всей эскадры и делало ее уязвимой к удару следующей волны немецких бомбардировщиков, а она была уже на подходе. Другой вариант — оставить пару эсминцев для прикрытия и буксировки, а основными силами продолжать движение к Новороссийску. Ну и, наконец, самое психологически сложное решение — предоставить поврежденные корабли их собственной судьбе и продолжить отход с максимальной скоростью всеми сохранившими ход вымпелами.
— Летра, расчет вариантов, — немедленно потребовал я от искусственного интеллекта.
Ответ мне не понравился, но не признать его логичным я не мог.
— «Валдай», здесь «Крейсер», — вызвал я командира «Парижской Коммуны» каперанга Зиновьева, уже понимая, что услышу в ответ. — Эскадре ход не снижать. Отход «Харькова» и «Беспощадного» прикроет авиация.
— «Крейсер», здесь «Валдай», — немедленно откликнулся каперанг, — Это невозможно. Мы не можем бросить поврежденные корабли
[4].
— Это приказ, товарищ капитан первого ранга. Всю ответственность я беру на себя. Эскадре ход не снижать!
— Я должен получить этот приказ от вице-адмирала Октябрьского, — уперся Зиновьев. На виртуальной карте я видел, что эскадра уже изрядно замедлилась.
