Покосившись невольно на собственную руку, которую советник совсем недавно так ласково целовал, Кая закраснелась и дрогнула, вычертив кисточкой розово-красную линию там, где это совсем не предполагалось рисунком.
Не придумав ничего лучше, решила размыть её фиолетовым.
«Увлёкся он!» — фыркнула она интенсивнее, чувствуя при этом какой-то незнакомый её ранее вид волнения, требующий лихорадочно втирать фиолетовый цвет в красный подтёк.
Получилось грязно. Королева не знала, что втирать фиолетовый в красный — не самая блестящая идея.
Впрочем, у неё было гениальное решение для всех проблем такого свойства: просто добавить жёлтого!
Как ни странно, в половине случаев это действительно делало вид рисунка более приемлемым.
Помог бы жёлтый в этой истории — нам неизвестно, потому что как раз в тот момент, когда королева подносила кисточку к холсту, за её окнами раздались громкие и сердитые крики, рука её дрогнула, и жёлтый подтёк вполне симметрично составил пару замазанному красному.
— Кати, да что там происходит! — сердито крикнула королева камеристке, с недовольством оглядывая результат своих трудов.
По краям синяя, внутри картина превратилась в грязное пятно, на котором, впрочем, мило выделялись зеленоватые прожилки и лучик жёлтого подтёка.
Под страхом отлучения от церкви королева бы не призналась, что это творение было плодом её рук.
Поскорее сдёрнув и свернув ещё непросохший холст, Кая повернулась к камеристке:
— Ну?
— Дуэль, ваше величество! — с некоторым даже восторгом возгласила та.
Восторг вызывал у Каи определённые предположения о том, кто был зачинщиком дуэли.
— Сожгите, пожалуйста, — передала она свёрнутый холст Кати и решительным шагом отправилась выяснять, что за дерзкий и нахальный тип смеет тревожить её вечерний покой.
В сад королева подошла к самому разгару действа. Двое противников, сняв камзолы, действительно кружили друг вокруг друга со шпагами наголо, а неподалёку начинала собираться толпа любопытствующих, как из тех, кто прогуливался в это время по саду, так и из обитателей дворца, выбежавших на шум. Кое-кто даже позволял себе азартные поддерживающие крики, а многие дамы весьма картинно прижимала платочки к губам, лбам, и даже к декольте, явно считая дуэль отличным предлогом привлечь к себе мужские взгляды.
— Я даже не буду спрашивать, что тут происходит, — холодно и негромко сказала королева, однако её появления хватило для того, чтобы «группа поддержки» замолкла, люди расступились, а дамы позабыли про свои платочки и присели в реверансах. Ах, нет, одна мадемуазель умудрилась и в реверанс сесть, и платочка от декольте не убрать, и даже на шажок вперёд выступить — отчаянная особа. Платочек-то был яркого цвета, и не столько закрывал вид, сколько привлекал к нему взгляд.
Дуэлянты, конечно, слов королевы не услышали за звоном шпаг и шумом крови в ушах, но изменение фоновой обстановки заметили. Это отвлекло их в достаточной степени, чтобы обнаружить явление правительницы и остановиться, не смея продолжать схватку в её присутствии.
Оба драчуна были молоды и хороши собой, но повели себя в этой ситуации по-разному. Один, обаятельный брюнет с ясными весёлыми глазами, послал королеве ослепительную белозубую улыбку и раскланялся самым непринуждённым образом. Другой, шатен с характерным неместным профилем, ощутимо нахмурился и явно чувствовал себя виноватым, пряча глаза.
— Ладно, от господина Се-Крера я иного и не ожидала, — невольно улыбнулась в ответ поименованному Кая, — но вы, господин Се-Нист, всегда казались мне образцом здравомыслия!
Шатен в ответ на этот упрёк смутился ещё больше, но на его защиту неожиданно ринулась та самая отчаянная девица, которая явно не теряла надежды привлечь кое-чьё внимание к своим несомненным достоинствам:
— Ах, ваше величество, не корите брата, здесь полностью моя вина! — крайне мило улыбнулась она и столь же мило и без лишних подробностей объяснила суть дела.
Оказалось, что господин Се-Нист на досуге пописывает весьма остроумные эпиграммы, но, не желая никого задеть, не предаёт свои сочинения огласке. Однако его сестра посчитала свеженаписанную эпиграмму, посвящённую господину Се-Креру, столь остроумной, что не удержалась и прочла её последнему. Тот со всем присущим ему пылом посчитал это достойным поводом для ссоры, и, несмотря на миролюбивый характер Се-Ниста, дело закончилось дуэлью.
— Эпиграммы! Как интересно, — проявила любезность Кая. — Господин Се-Нист, вы могли бы скрасить мой завтрашний вечерний чай вашим творчеством?
Шатен снова смутился, пробормотал в ответ что-то любезное, поклонился и заверил, что, конечно, почтёт за честь.
— Вот как! — с картинно напускной досадой, но с искренним весельем воскликнул Се-Крер. — Ваше величество, вы разбиваете мне сердце! Неужто досужие шутники любезнее вам, чем храбрые воины?
На лице мадемуазель Се-Нист мелькнула лёгкая досада.
Кая вежливо приподняла брови и с улыбкой ответила Се-Креру:
— Пока что ваши крики только испортили мне вечер, мсье. Однако я позволю вам реабилитироваться в моих глазах. Через три дня будет небольшой бал в честь святого Кадмия, и я рассчитываю, что в танце вы будете не менее умелы, чем в фехтовании.
Се-Крер разулыбался, выдал целую череду танцевальных поклонов и заверил, что королева может не сомневаться в его желании загладить испорченный по его вине вечер.
Мадемуазель Се-Нист тихонько вздохнула, после чего получила от брата ощутимый тычок в бок.
— Больше никаких дуэлей под моими окнами, я надеюсь, — обвела Кая взглядом присутствующих.
— Я прослежу! — вызвался Се-Крер под дружный смех.
Кая и сама не сумела избежать смешка, отвечая:
— Нет уж, если проследите вы — меня тут каждый вечер будут ожидать представления такого рода.
Приняв поклоны присутствующих, она удалилась к себе, чувствуя, что это маленькая сценка сделала её настроение гораздо более радостным и отвлекла от тяжёлых мыслей.
Глава девятая
На следующее утро Кая решила, что пора взяться за всю эту секту всерьёз. Она вызвала во дворец своего двоюродного брата, епископа, чтобы посовещаться с ним.
Для небольших совещаний подобного рода на светлой стороне дворца была оборудована небольшая и уютная гостиная, наполненная цветами в кадках и живописными полотнами на стенах. Кая предпочитала решать серьёзные вопросы в приятной обстановке: эстетика интерьера давала ей эмоциональную опору и позволяла проводить любые переговоры на высшем уровне.
Угостив гостя чаем со свежими булочками, королева без лишних расшаркиваний перешла к сути дела:
— Дорогой брат, скажите, как относится церковь к нашим активизировавшимся сектантам?
