— Более чем! — оживился Канлар, сел и принялся описывать свои впечатления: — Влетела как пуля, честила меня через слово депутатом, грозила отрезать язык Кордонлису, у дверей подслушивала! Огонь!
— Хм, — с некоторой досадой на восхищение, предназначенное не ей, хмыкнула королева, и тут же живо спросила: — А костюм?
Канлар смерил её с ног до головы выразительным взглядом:
— Костюм? Великолепен! Завтра сами убедитесь.
— Мне пойдёт? — кокетливо поправила прядь Кая, у которой в коллекции ещё не было ничего пиратского.
— Безумно! — самым проникновенным голосом заверил её муж, подобрался поближе и увлёк в поцелуй.
Надо же было именно в этот момент заявиться треклятому троюродному братцу!
Стоит отметить, что князь даром времени не терял. За последние пару дней он успел всё и сразу. Отловил в углу экс-канцлера и навёл его на разговоры о переменах, вызванных браком королевы. Нафлиртовался с фрейлинами и выслушал десятки сплетен об отношениях правящей четы. Трижды подсмотрел из-за угла за поцелуями Каи и Канлара. Выяснил у слуг, сколько свечей уходит на ночное освещение в королевских покоях. Вычленил из ворчанья дядюшки довольство хваткой манерой короля-консорта. Вытряс из кавалеров подробности визита анжельских послов. Переловил на вечернем чае более сотни пылких взглядов Каи на Канлара и несколько десятков почти незаметных прикосновений.
Проделанная работа в сочетании с донесениями княжны привела к неутешительному выводу: судя по всему, коронованная сестрица и впрямь сдалась пред обаянием анжельца.
Что Кая нашла в муже, князь так и не сумел понять, но ситуация обеспокоила его чрезвычайно. Посему он и явился в покои королевы с целью серьёзного родственного разговора.
К неудовольствию князя, в покоях обнаружился и сам Канлар. Несмотря на привычку к фамильярной и развязной манере, троюродные всегда знали, где находится та черта, которую переходить не стоит: пытаться выдворить короля-консорта из его же покоев, чтобы поговорить с королевой наедине, — явно находится за этой чертой.
Поэтому князь улыбнулся и с самым невозмутимым видом завёл совершенно бессмысленную светскую беседу. К большой досаде Каи, выставить родственника без предлога было бы уж слишком грубо, а предлог не находился, поэтому пришлось поддерживать разговор. Князь эту досаду королевы с неудовольствием отметил и помрачнел.
Впрочем, услышав о приглашении принять завтра участие в расширенном заседании министерства внешней разведки, кузен тут же почувствовал всплеск энтузиазма: поглядеть на Канлара при исполнении и разузнать что-то о его непосредственных интригах было очень перспективным направлением. Правда, какое отношение клан троюродных имеет к махийским пиратам, осталось неясно, но тут-то разобраться всегда успеется.
Таким образом, на другой день расширенное дипломатическое заседание почтили своим присутствием королева, князь и несколько сановников, чьи сферы были затронуты начавшимся обсуждением.
Айде-Лин вела себя почти паинькой, никого не называла странными прозвищами, не выражалась и даже не пыталась закурить. Впрочем, её примерное поведение ничуть не облегчило райанской стороне обсуждение: как только из уст пиратки звучало сакраментальное «амнистия» — матёрые дипломаты впадали в отчаяние.
Здесь, пожалуй, будет уместным отметить, почему махийские пираты выдвинули столь странные требования — право сказать, обычно люди, посвятившие свою жизнь морскому разбою, не очень-то стремятся вернуться к мирной спокойной жизни.
Эта коллизия упиралась в подоплёку политических интриг в Махии. Дело в том, что теперешний король в своё время был всего лишь вторым наследником и на трон не претендовал. Однако его старший брат отличился тем, что питал симпатии к Райанской церкви и вроде как даже намеревался после восхождения на престол объявить теперешнюю махийскую веру ересью и вернуться в лоно веры предков. Столь антипатриотичные стремления из принца последовательно пытались выбить отец, канцлер, духовник и даже невеста, но преуспеть в этом деле никому не удалось. Тогда король-отец, скрепя сердце, сговорился с предстоятелем Махийской церкви и лишил старшего сына права наследовать престол — при вполне ультимативном условии, что запрет будет снят, если принц перестанет бунтовать против родной веры.
Решение это вызвало серьёзные волнения: многие махийские дворяне симпатизировали старшему принцу, по разным причинам. Кто-то имел склонность к Райанской церкви, иные просто вели прорайанскую политику, третьи были личными сторонниками наследника.
В полноценную гражданскую войну конфликт не вылился, но отдельных стычек было предостаточно. После одной из них принц таинственным образом пропал — не то сбежал, не то был убит. Сторонники, конечно, посчитали его убитым махийскими фанатиками и бурно выразили свой протест бунтами. Вот на волне этих бунтов и родилось движение махийских пиратов — людей не столько склонных к насилию, сколько срывающих злость на собственных соотечественниках. Часть бывших сторонников принца ушла пиратствовать, часть — эмигрировала в Райанци (среди них был и известный нам Кордонлис), часть — осталась вести подрывную деятельность внутри страны.
История эта приключилась лет двадцать назад, и за это время когда-то молодые и буйные дворянские сынки успели заматереть, обзавестись семьями и потерять вкус к своим морским играм — да и смысл эта месть уже потеряла за давностью лет. Хотелось спокойствия и безопасности.
Райанци долгие годы тайно поддерживала этих пиратов, но идти на открытый конфликт с Махией не собиралась. Ни о какой амнистии не могло быть и речи, но королева разумно предложила компромиссный вариант: предоставить желающим пиратам жить на территории князя нелегально, с попустительства райанских властей, и не привлекать к себе внимания, чтобы не вызвать, не дай Бог, ультиматумов со стороны Махии.
Пиратку этот вариант категорически не устраивал: если бы их братство привлекала жизнь нелегалов, разрешения властей им бы для того не потребовалось, можно было тихонько сбежать куда подальше, на Сир или в Мариан, и затаиться там.
Тогда в дело вступил князь, предложив как вариант размещения горные деревни на границе Райанци и Махии — спорные территории, которые столетиями пытались отстоять свою независимость, попеременно считаясь принадлежащими то одной стороне, то другой. В настоящий момент они условно были махийскими, но, в желании отвоевать суверенитет, постоянно прибегали к военной помощи князя, чтобы бороться со своими махийскими угнетателями.
Исторический опыт подсказывал, что в ближайшее десятилетие деревни перейдут в райанское ведомство, и через пару поколений начнут просить уже махийской поддержки, чтобы сбросить ненавистное иго новых угнетателей.
Вариант пиратку сперва заинтересовал, но потом она упёрлась в климатические условия — в горах было холодно и ветрено, а махийцы были весьма изнеженным народом, привычным к теплу, и за годы морского промысла братство хлебнуло суровых условий с избытком, обзавелось ревматизмом, хроническим бронхитом и другими болячками, и категорически не желало испытывать на себе климатические превратности вновь.
