Итак, коммюнике было выпущено, и началась традиционная пресс-конференция. Самое важное из принятых решений не имело ничего общего с пересмотром потребления нефти. Оно заключалось в том, что вопреки склонностям нескольких членов G7, мы не собирались попасть в такую западню, как попытки достичь новой инфляции спроса. Это был полезный сигнал на будущее.
Из Токио я полетела в Канберру. Это был мой первый визит в Австралию, хотя ему и предстояло быть коротким. У меня было время встретиться с моей дочерью, Кэрол, которая работала там журналисткой, но моей основной задачей были переговоры с Малькольмом Фрейзером, Премьер-министром Австралии. Я рассказала ему о том, что происходило в Токио. Но, что еще важнее, мы обсудили предстоящую конференцию Содружества в Лусаке, на которой неизбежно главным вопросом станет Родезия. В ближайшие восемь месяцев Родезии предстояло занять значительную часть моей жизни.
Родезия была долговременным постоянным источником горя для нескольких британских правительств подряд, но выборы в апреле 1979 года фундаментально изменили всю позицию. При новой конституции епископ Музорева был избран главой правительства чернокожего большинства при 64 % явке чернокожего большинства электората. Партии «Патриотического Фронта» – партизаны Роберта Мугабе и Джошуа Нкомо – не принимали участия в выборах. Викон Мертона Бойд – бывший секретарь Консервативной партии по колониальным вопросам – посетил выборы в качестве наблюдателя и доложил мне, что выборы были проведены честно.
Однако я хорошо знала, что больше всего народу Родезии сейчас были нужны мир и стабильность. Именно война, которую непреклонно вели партизаны, заставила белое меньшинство пойти на уступки: эту войну нужно было закончить. Для того, чтобы принести мир, нам нужно было либо завоевать международное одобрение нового режима, либо внести изменения, которые смогут такое одобрение завоевать.
Первой и требующей незамедлительного решения проблемой было отношение соседних африканских государств «линии фронта». Мы направили лорда Харлеха, другого бывшего консервативного министра и бывшего посла в Вашингтоне на переговоры с президентами Замбии, Танзании, Ботсваны, Малави и Анголы. Он также ездил в Мозамбик и Нигерию. На этом этапе мне совершенно не хотелось, чтобы он разговаривал с мистером Мугабе и мистером Нкомо: их войска совершали зверства, которые вызывали отвращение у каждого, и я намеревалась избегать переговоров с террористами за рубежом, так же как стремилась избегать их в своей стране. Однако согласно точке зрения Питера Керрингтона было необходимо завоевать наибольшее максимальное расположение режима Родезии, поскольку в руках этой страны был ключ ко всему южноафриканскому региону.
Поэтому лорд Харлех все-таки встретился с лидерами Патриотического Фронта, и в июле Организация Африканского Единства (ОАЕ) объявила Патриотический Фронт единственным аутентичным представителем интересов народа Зимбабве. Черные африканские государства придерживались видения правительства Музоревы как всего лишь фасада для продолжения правления белого меньшинства. Тот факт, что это значительно принизило изменения, на которые повлияло внутреннее решение проблем, никоим образом не уменьшил последствия их отношения к Родезии.
Тем не менее, эта ситуация представляла в наше распоряжение определенные возможности, если суметь ими воспользоваться. Во-первых, почти все считали, что именно Британия должна решить эту проблему, и даже если это зачастую делало нас объектом для критики, у нас также были относительно развязаны руки, если мы знали, как этим воспользоваться. Во-вторых, налицо была усталость всех участвующих сторон, не только самих жителей Родезии. Для окружающих африканских государств оказалось дорого, нестабильно и опасно держать у себя две партизанские армии. Утверждалось, что численность войск Нкомо в Замбии превосходила численность вооруженных сил самой Замбии.
Наилучшей возможностью для нашего прорыва была грядущая конференция Содружества в Лусаке. Это должна была быть первая регулярная встреча глав правительств Содружества, проведенная в Африке. Она примыкала к родезийской зоне боевых действий. Также она не имела выхода к морю, поэтому Королева, которая традиционно присутствует в первые дни в качестве Главы Содружества (хотя она не открывает и не посещает встречу) не могла воспользоваться королевской яхтой «Британния». Соответственно, был целый ряд беспокойств касательно безопасности Ее Величества, быть советником по которому входило в мои обязанности. Я считала, что не было причин опасаться, что ее визит не пройдет своим чередом, и ее встретили с огромным восторгом. Я, напротив, была отнюдь не самым любимым человеком, когда поздно вечером в понедельник 30 июля прибыла в Лусаку и оказалась на враждебной и трудной пресс-конференции.
Нашей стратегией было взять на себя всю ответственность за достижение соглашения. В Лусаке задачей было убедить лидеров Содружества принять это и признать, что ответственность за проблему Родезии лежала не на всем Содружестве в целом. Чтобы добиться этого результата, нам следовало ясно обозначить, что Британия готова будет восстановить свое влияние в Родезии и провести новые выборы. Мы также знали, что придется внести значительные изменения в конституцию Родезии, если после выборов новое правительство планирует получить международное признание и быть принятым. Такие изменения можно было осуществить только при помощи некой конституционной конференции, на которой присутствовали бы все стороны. Решение, проводить такую конференцию, или нет, во многом должно было зависеть от того, как все пройдет в Лусаке, где принимающей стороной был президент Кеннет Каунда.
Было решено отложить дебаты по Южной Африке до пятницы, чтобы после них главы правительств могли отправиться на традиционный неформальный уикенд для частных переговоров касательно будущего Родезии. Моей задачей было завоевать поддержку ключевых фигур. Была собрана небольшая группа, состоящая из меня, Питера Керрингтона, мистера (ныне сэр) Сонни Рамфала, генерального секретаря Содружества, президента Замбии Каунды, президента Танзании Ньерере, господ Фрейзера и Мэнли, премьер-министров Австралии и Ямайки и мистера Адефопе, представителя Нигерии. Сэр Антони Дафф, который входил в мою команду, подготовил основные пункты соглашения. Наша встреча успешно завершилась в обед в воскресенье, и полную версию соглашения предстояло обсудить и одобрить всей конференцией утром в понедельник. Однако в воскресенье днем Малькольм Фрейзер решил проинформировать австралийскую прессу. Это потребовало стремительных и нестандартных действий.
В тот вечер мы все посетили службу в кафедральном соборе Лусаки, где к нашему удобству была долгая противоречивая проповедь архиепископа. Мне уже сообщили, что прессе известна суть того, что было решено. Сонни Рамфал и я сидели рядом. Он должен был читать первый фрагмент, я – второй. После того, как он прочитал свой, я показала ему записку, полученную от Питера Керрингтона о вмешательстве Малькольма Фрейзера с предложением сообщить британской прессе о том, что произошло. На обороте моего листка с псалмами, пока я читала второй фрагмент, мистер Рамфал написал альтернативное предложение. Главы правительств были в тот вечер приглашены на барбекю на конференц-виллу Малькольма Фрейзера: мы могли провести там встречу и договориться о немедленной публикации коммюнике. Это показалось мне превосходной идеей, и так же прошла сама встреча. Я была не слишком довольна Малькольмом Фрейзером. Но итог был удовлетворительным. В самом деле, для большинства из нас было облегчением, что все прошло столь дружелюбно и что наши слушания могли таким образом закончиться на день раньше.
