По ходу лета стало очевидным, что, несмотря на то, что БКТ был готов к переговорам с правительством по поводу наших предложений, он не намеревался в действительности сотрудничать. С их стороны не было стремления рассмотреть экономические факты или попытаться понять экономическую стратегию, которую мы преследовали.
На последнем отрезке 1979 и в первые месяцы 1980 года мы продолжали оттачивать Закон о занятости и потратили немало времени на вопрос вторичного действия и иммунитетов. Мы также обсудили по пунктам меры по снижению нагрузок, которые предыдущее лейбористское законодательство взвалило на плечи промышленности.
Но гораздо более спорным вопросом были иммунитеты профсоюзов. Наши предложения по вторичному пикетированию уже начали решать этот вопрос. Но мы предприняли следующий шаг. Мы получили доклад о начатом ранее расследовании деятельности по набору персонала в печатном союзе SLADE, предпринятом мистером Эндрю Легаттом
[45]. В ответ мы решили ликвидировать иммунитет в тех случаях, когда промышленное нарушение использовалось или применялось в качестве угрозы людьми, не работающими напрямую на конкретную фирму, с намерением принудить его сотрудников к вступлению в профсоюз.
Мы решили пойти дальше, вслед за решением Палаты Лордов в деле МакШейна 13 декабря. Дело МакШейна было важным, поскольку подтверждало широкий круг существовавших иммунитетов в случае со вторичным действием. Большинство иммунитетов, которыми тогда пользовались профсоюзы, имели в своей основное Акт о Ремесленных Спорах (1906), который лейбористы значительно расширили в октябре 1974. Дело МакШейна выросло из спора, начавшегося в 1978 году между Национальным Союзом Журналистов (NUJ) и рядом провинциальных газет. Провинциальным газетам удалось удерживаться во время спора, публикуя истории, предоставленные им Ассоциацией Прессы. NUJ безуспешно пытался предотвратить это, сперва через официальную апелляцию к членам NUJ, работающим на Ассоциацию Прессы, а когда это не удалось – путем команды своим людям в национальных газетах «чернить» материалы Ассоциации Прессы полностью. В ответ на это «Дэйли Экспресс» потребовало судебного запрета против NUJ. Апелляционный суд в декабре 1978 года принял решение в пользу «Экспресс», постановив, что вторичное действии NUJ превысило меру, которую можно считать способствующей достижению целей спора, и по сему на него не распространялся иммунитет. В результате этого решения, судебные запреты могли быть и были наложены. Однако, когда дело попало в палату лордов, решение Апелляционного суда было отклонено. По сути, лорды решили, что с точки зрения закона действие индустрии было «направлено на содействие профессионального спора», потому пользовалось иммунитетом, если официальные представители союза искренне верили, что это именно так. Это означало, что с этого момента у вторичных действий будет практически неограниченный иммунитет.
Позиция осложнялась результатами еще двух судебных случаев. Одно из них – «Эн Даблъю Эл Лимитэд» против Нельсона Вуда или «Дело Навала» – стало результатом попыток Международной Федерации Работников Транспорта предотвратить набор британской транспортной компанией иностранных моряков на корабли, зарегистрированные в Британии. Действия Федерации угрожали будущему британской транспортной промышленности. Тем не менее, еще важнее был второй случай, который расширил масштаб вторичных действий в стальной забастовке. Конфедерация профсоюзов черной металлургии (ISTC) отозвала своих членов в частном сталелитейном секторе в качестве части своего спора с Британской Сталелитейной Корпорацией, который начался 2 января 1980 года. Дюпор Стилс, частная сталелитейная компания добилась от Апелляционного Суда судебного запрета в адрес Билла Сирса, генерального секретаря ISTC. Апелляционный суд постановил, что иммунитет в этом случае не был применим, поскольку спор ISTC происходил непосредственно с правительством, нежели с самой BSC. Но вновь палата лордов дала обратный ход этому делу, в целом полагаясь на те же основания, что и в случае с делом МакШейна. Практическим результатом стало очередное распространение забастовки на частные сталелитейные компании.
Мы все сходились во мнении, что закон в том виде, в котором его сейчас интерпретировали суды, нужно было изменить. Но между нами не было согласия касательного того, какой иммунитет, если вообще подразумевается его наличие, должен быть у вторичных действий, а также касательно тайминга внесения важных изменений в закон о трудоустройстве. Вновь и вновь Джим Прайор говорил, что не хочет, чтобы изменения в законе были связаны с конкретным диспутом. Но по мере того, как стальная забастовка усугублялась, а ни одна из предложенных нами законодательных мер не была в силе, возрастала общественная критика. Мои искренние симпатии были на стороне критиков, хотя я и желала, чтобы некоторые работодатели ранее были жестче. Когда бы те из нас, кто считал, что нам следует ускориться – а в наших рядах были Джеффри Хау, Джон Нотт, Кит Джозеф, Ангус Моуде, Питер Торникрофт и Джон Хоскинс – Джим Прайор всегда находил аргументы против «поспешных действий», ссылаясь на осторожный настрой CBI.
К этому моменту я совершенно не разделяла взгляд Джима на ситуацию. Он действительно верил, что мы уже слишком многое попытались сделать, и что нам не следует идти дальше, будь то линия закона о профсоюзах или общая экономическая стратегия. Я со своей стороны начала горько сожалеть, что мы не добились скорейшего прогресса как в сокращении бюджетных затрат, так и в реформе профсоюзов.
При всех своих положительных чертах, Джим Прайор был примером того типа политиков, который доминировал и во много навредил послевоенной партии тори. Я называю такие фигуры «ложными эсквайрами». У них внешнее обличье Джона Булля – румяное лицо, белые волосы, грубые манеры – но внутри они политические вычислители, которые видят задачу консерваторов в изящном отступлении перед лицом неизбежного наступления левых. Отступление как тактика иногда бывает необходимо; отступление как установившаяся политика пожирает душу. С целью оправдания серии поражений, которые влечет за собой его политика, ложному эсквайру приходится убеждать рядовых консерваторов, что наступление невозможно. Вся его политическая жизнь в итоге окажется гигантской ошибкой, если политика позитивной реформы тори окажется одновременно эффективной и популярной. Отсюда бурное и настойчивое сопротивление «мокрых» реформам финансов, экономики и профсоюзов в начале 1980-х. Эти реформы должны были либо провалиться, либо их нужно было остановить. Поскольку, если они увенчаются успехом, целому поколению лидеров тори предстоит бездарное отчаяние. Это сделало Джима Прайора робким и сверхосторожным в его политике по отношению к профсоюзам. Мне пришлось развивать более решительный подход.
Брайан Уолден взял у меня интервью для «Уикэнд Уорлд» в воскресенье 6 января. Я воспользовалась случаем, чтобы сообщить, что мы представим новую статью в Законе о Трудоустройстве, чтобы исправить проблему, оставшуюся после дела МакШейна. Я дала понять, что мы не намереваемся ликвидировать иммунитет, которым пользуются профсоюзы в том, что касается действий, направленных на то, чтобы заставить людей разрывать свои контракты о трудоустройстве, но сконцентрируемся на иммунитете, касающемся действий, направленных на то, чтобы заставить работодателей разрывать свои коммерческие контракты. Я также обратила внимание на то, каким способом иммунитеты профсоюзов комбинируются с национализированными монополиями, чтобы дать колоссальные полномочия профсоюзам в этих отраслях промышленности. Нам следовало ограничить иммунитеты и ликвидировать монополии, внедрив конкуренцию.
