Я спросила у начальника штаба флота, сэра Генри Лича, что мы можем сделать. Он ответил тихо, спокойно и уверенно: «Я могу собрать ударную группу из эсминцев, фрегатов, десантных кораблей и кораблей поддержки. Ее возглавят авианосцы «Гермес» и «Инвинсибл». Она может быть подготовлена к отправке в течение 48 часов». Он считал, что такой группировки будет достаточно, чтобы отбить острова. Ему нужно было лишь мое одобрение, чтобы начать подготовку. Я дала его и он немедленно отбыл. На заседании Кабинета нам предстояло принять решение, отправится ли группировка в поход, и если да, то когда.
Теперь к моему негодованию и решительности прибавилось чувство облегчения и уверенности. Генри Лич продемонстрировал мне, что когда дело доходит до драки, отвага и профессионализм британских вооруженных сил возобладают. Моей задачей как премьер-министра было гарантировать им всю необходимую политическую поддержку.
Нашей единственной надеждой были американцы – люди, к которым Гальтиери, если он все еще вел себя рационально, должен был прислушаться. Мы подготовили и направили срочное сообщение президенту Рейгану с просьбой принудить Гальтиери не переступать грань. Президент незамедлительно согласился это сделать.
В 9:30 утра в четверг 1 апреля я провела собрание Кабинета, раньше чем обычно, чтобы за ним еще до ланча могло последовать заседание международной и оборонной комиссии Кабинета. По последней информации аргентинского наступления можно было ожидать примерно в середине дня в пятницу по нашему времени. Мы думали, что у президента Рейгана все еще может получиться. Однако Гальтиери вообще отказался ответить на звонок президента. Мне сообщили об этом рано утром в пятницу, и я поняла, что наша последняя надежда утрачена.
В 9:45 утра в пятницу Кабинет вновь собрался на заседание. Я сообщила, что вторжение Аргентины теперь неизбежно. После этого мы вновь встретились, чтобы еще раз обсудить вопрос отправки группировки – хотя мне казалось, что на этом этапе уже нужно думать не о том, предпринимать ли что-то, а о том, что конкретно.
Связь с Фолклендскими островами часто прерывалась из-за атмосферных условий. Утром в пятницу губернатор Фолклендских островов – Рекс Хант – отправил нам сообщение о том, что вторжение началось, но оно так и не дошло. (На самом деле первый контакт с ним у меня состоялся, когда он достиг Монтевидео в Уругвае, куда аргентинцы отвезли его вместе с другими пожилыми людьми, утром в воскресенье). В действительности, капитан британского наблюдательного судна в Антарктике перехватил любительский радиосигнал и передал новость, Министерство иностранных дел. Мой личный секретарь принес мне финальное подтверждение, когда я была на официальном ленче.
К этому времени обсуждение всех вопросов кампании велось во всем Уайтхолле; лихорадочно велась подготовка к военным действиям. Армия готовилась внести свой вклад. Морская ударная группировка формировалась частично из кораблей, дислоцированных в Гибралтарском проливе, и частично из стоящих в британских портах. Королева уже ясно обозначила, что принц Эндрю, служивший в то время на «Инвинсибл» примет участие в походе: и речи быть не могло о том, чтобы к члену Королевской Семьи относились иначе, чем к остальным военнослужащим.
Кабинет во второй раз собрался на заседание в 7.30 вечера, когда было принято решение отправить группировку в поход. Больше всего в этот момент нас волновало, сколько займет путь. Мы были уверены, что аргентинцы подтянут достаточно людей и техники, чтобы их как можно труднее было выбить с островов. Погода в Южной Атлантике все время ухудшалась с приближением жестоких штормов южной зимы.
Более срочной и разрешимой была проблема работы с общественным мнением внутри страны. Поддержка отправки ударной группировки наверняка будет сильной, но не ослабнет ли она со временем? В действительности нам не следовало волноваться. Именно наша политика была понятна людям и пользовалась их поддержкой. Общественный интерес и вовлеченность оставались крепкими все время.
Однако один особенный аспект проблемы заслуживает внимания. Мы решили разрешить присутствие на кораблях военных корреспондентов, которые сообщали о ходе похода. Это создавало ясную картину событий. Но всегда существовал риск раскрытия информации, которая может быть полезна неприятелю. Мне также крайне не понравился ряд комментариев с попытками «непредвзятости» и ужасающее описание событий в третьем лице – разговоры о «Британцах» и «Аргентинцах» в наших новостных программах.
Также именно в пятницу 2 апреля я получила набор рекомендаций от Министерства иностранных дел, в котором бросалась в глаза гибкость, как основная черта этого департамента. Мне сообщили об угрозе притеснения британских экспатриантов в Аргентине, проблеме с получением поддержки от Совета Безопасности ООН, отсутствии возможности положиться на Европейское сообщество или США, риск вмешательства со стороны СССР, неудобный имидж колониальной державы. Все эти предположения были вполне справедливы. Но на войне нельзя позволять трудностям захватить твое мышление: нужно решать их с железной волей. И в самом деле, какие были альтернативы? Чтобы обычный или банановый диктатор правил подданными Ее Величества и властвовал обманом и силой? Пока я – премьер-министр, такому не бывать.
В ближайшей перспективе нам следовало выиграть процесс против Аргентины в Совете Безопасности ООН и добиться решения, осуждающего их агрессию и требующего ее прекращения. На основании такого постановления для нас будет проще завоевать поддержку другими странами наших мер оказания давления на Аргентину. Но в долгосрочной перспективе мы понимали, что нам придется решать свои вопросы подальше от ООН. Пока продолжалась холодная война, существовала реальная угроза, что Совет Безопасности попытается навязать нам неприемлемые условия. В случае необходимости мы могли наложить вето на подобную резолюцию, но поступить так – означало утратить международную поддержку нашей позиции. Второй долгосрочной задачей было заручиться поддержкой со стороны наших союзников, в первую очередь США, но также и членов ЕС, Содружества и других важных западных стран. Это была задача, реализуемая на уровне глав правительств, но основная нагрузка легла на плечи FCO, и ни у одной страны в то время не было в распоряжении двух таких блестящих дипломатов: сэр Энтони Парсонс, посол Британии в ООН и сэр Николас (Нико) Хендерсон, наш посол в Вашингтоне.
В ООН Тони Парсонс был занят обыгрыванием аргентинцев. Генеральный Секретарь ООН призвал обе стороны проявить сдержанность: мы ответили согласием, аргентинцы промолчали. В субботу 3 апреля Тони Парсонс добился дипломатического триумфа, убедив Совет Безопасности одобрить т. н. Резолюцию Совета Безопасности ООН номер 502, требующую немедленного и беспрекословного отзыва аргентинских сил с Фолклендских островов. Это было не просто. Дебаты были жесткими и трудными. Мы знали, что антиколониальная предвзятость ООН настроит ряд членов Совета Безопасности против нас, даже несмотря на вопиющий факт агрессии со стороны Аргентины. Я была особо благодарна президенту Миттерану, который был одним из наших надежнейших друзей и который лично позвонил мне в субботу, чтобы выразить свою поддержку.
(В последующие годы мне предстояло немало споров с президентом Миттераном, но я никогда не забуду, как мы обязаны его личной поддержке в Фолклендском кризисе). Франция воспользовалась своим влиянием в ООН, чтобы перетянуть на нашу сторону другие страны. Я лично в последний момент позвонила королю Иордании Хусейну, который встал на нашу сторону. Он – старый друг Британии, и мне не пришлось вдаваться в длительные объяснения, чтобы убедить его в том, чтобы Иордания проголосовала в нашу пользу. Он начал беседу, просто спросив: «Чем я могу быть полезен, премьер-министр?» В итоге мы были удовлетворены тем, что получили необходимые для Резолюции голоса и избежали вето со стороны Советского Союза. Но мы не питали иллюзий насчет того, кому предстоит избавляться от агрессора, когда разговоры закончатся: это предстояло нам.