В 1983 году, как и в 1979 и 1987, наше утро обычно начиналось с пресс-конференции по заданной теме. До начала пресс-конференции я получала информацию в Центральном совете: во время этих выборов брифинг давал Стивен Шербурн, который недавно присоединился к моей команде на Даунинг-стрит в качестве политического секретаря. Брифинг проходил с 8:30 в тесном помещении Центрального совета. Мы начинали его с утверждения текущего пресс-релиза, а затем переходили к рассмотрению вопросов, которые вероятнее всего будут задавать. В середине брифинга заходили сотрудники отдела исследований консервативной партии с докладом о том, что происходило на пресс-конференции лейбористов. То, что рабочий график лейбористской партии начинался раньше нашего, было весьма удобно. Наша пресс-конференция начиналась в 9.30 и по плану должна была продолжаться в течение одного часа. Мы организовывали мои поездки таким образом, чтобы мне не пришлось выезжать из Лондона на несколько дней, и, соответственно, я практически всегда могла быть на месте и председательствовать на конференции. Я могла сама внести какие-то вопросы, но старалась дать возможность всем министрам, которые меня поддержали в них, высказать свои соображения. Нашей основной целью как на пресс-конференции, так и в выступлениях, было дать ответ на трудный вопрос о безработице: мы должны были показать, что готовы открыто признать ее и доказать, что наш политический курс лучше всего подходит для создания в будущем большего числа рабочих мест. Мы смогли справиться с этой задачей настолько успешно, что к моменту окончания кампании, согласно опросам общественного мнения, в решении этой проблемы больше доверяли нам, а не лейбористам. Люди понимали, что истинной причиной высокого уровня безработицы была не политическая линия консервативной партии, а давний избыток рабочей силы и неэффективность предприятий, забастовки, научно-технический прогресс, изменение торговых связей в мире и международная экономическая рецессия. Лейбористы потерпели поражение в споре, когда попытались переложить всю вину за эту глубоко укоренившуюся проблему на черствых, бездушных тори.
Затем были речи. В ходе предвыборной кампании я воспользовалась воскресными газетами, чтобы поработать в Чекерсе над подготовкой речей к будущей неделе вместе с Ферди Маунтом и другими. Перед началом кампании Ферди создал полдюжины заготовок речей на различные темы. Речи, с которыми я выступала в действительности, включали выдержки из этих заготовок, плюс дополнительные материалы, предоставляемые чаще всего Ронни Милларом и Джоном Гаммером, а также актуальное высказывание, отвечающее на насущную проблему. Завершающие штрихи я вносила на ходу: в агитационном автобусе, в поезде, самолете, автомобиле – практически повсюду, где только приходится оказываться кандидату, участвующему в предвыборной гонке. Во время этих парламентских выборов было произнесено несколько важных речей, но большое число коротких речей в ходе поездки по стране было произнесено с небольшой передвижной платформы, установленной в кузове грузовика, и они всегда были импровизированными. Мне нравилось ездить в небольшие населенные пункты, особенно туда, где мою речь прерывали критическими высказываниями. Люди мне говорят, что я провожу предвыборную кампанию по-старинке; мне нравится словесная перепалка, хотя, нужно сказать, ни мне, ни толпам собравшихся не давало никакой интеллектуальной зарядки монотонное скандирование протестующих из организации «Движение за ядерное разоружение» и Социалистической рабочей партии, следовавших за мной по всей стране. В-третьих, были собственно поездки по стране. Основной принцип, разумеется, заключался в том, чтобы сосредоточить внимание на выступлениях лидера для привлечения «ненадежных» мест в парламенте, судьба которых на выборах зависит от незначительного числа голосов избирателей. Однажды, когда мы проезжали в агитационном автобусе мимо толпы, наблюдавшей за нами, Дэвид Вольфсон упрекнул меня в том, что я слишком энергично машу рукой: «Приветствуйте только ненадежных, госпожа премьер-министр». Сейчас, если сравнивать с прошлым, возрастает роль телевидения и «постановочной» фотосъемки, которые дают лидеру партии возможность вписаться в кадр в удачной позе, и уже не так важно, где вы физически находитесь в тот или иной день. Единственное, что обязательно нужно делать – это проехать по основным регионам страны, поскольку нет ничего более сокрушительного для кандидатов и партийных деятелей, чем мысль о том, что их списали со счетов.
И наконец, были интервью. Они проходили в разнообразных жанрах. Брайен Уолден из «Уикенд уорлд» задавал более прицельные «прощупывающие» вопросы. Робин Дэй из телепередачи «Панорама» был, наверное, самым агрессивным, однако во время этой избирательной кампании он допустил ошибку, заострив внимание на проблеме подсчетов последствий безработицы для бюджета – серьезная оплошность, если вы берете интервью у бывшего министра по делам пенсий и государственного страхования. Я и сама допустила «ляп», постоянно называя сэра Робина «господин Дэй». Аластер Бернет специализировался на коротких, тонких вопросах, казавшихся безобидными, однако при ответе на них было много подводных камней. Чтобы обойти все мины и остаться невредимыми, нужно было обладать незаурядной ловкостью. Затем были еще телепередачи, во время которых вопросы задавала публика в студии. Мне всегда нравился формат программы «500» телекомпании «Гранада»: широкая аудитория задает вам жизненные вопросы, которые волнуют ее больше всего.
Наш манифест был представлен на первой пресс-конференции консервативной партии, состоявшейся в среду, 18 мая. Кабинет министров присутствовал на ней в полном составе. Я бегло зачитала основные положения, после чего Джеффри Хау, Норман Теббит и Том Кинг сделали короткие пояснения к разделам манифеста по линии их ведомств. Затем я предложила задавать вопросы. Манифесты редко попадают в заголовки СМИ за исключением тех случаев, как в этот раз, когда что-то выходит не так. Газеты опубликуют на внутренних полосах тщательно продуманные предложения правительству и будут писать о некоторых признаках «раскола». На пресс-конференции журналист задал Фрэнсису Пиму вопрос, касающийся переговоров с Аргентиной. Мне показалось, что ответ Фрэнсиса мог быть истолкован неоднозначно, и я вмешалась, чтобы уточнить, что мы будем вести переговоры по торговым и дипломатическим связям, но при этом не намерены обсуждать суверенитет. Газета заострила на этом особое внимание: но на самом деле не было никакого раскола. Это политика. Фрэнсису Пиму на этой неделе не везло. Отвечая на вопрос из студии в телепередаче «Время вопросов» компании «Би-би-си», он сказал что, по его мнению, «результатом блестящих побед на выборах, как правило, не становятся успешные правительства». Разумеется, люди сделали из этого заключение, что якобы он не хочет, чтобы мы набрали подавляющее большинство на выборах. Конечно, еще куда ни шло сказать такое, если у вас обеспечено место в парламенте, как у самого Фрэнсиса. Однако кандидатам из числа консервативных маргиналов («ненадежных») и тем нашим деятелям, кто надеялся выиграть места у других партий, это показалось не самым добрым знаком. И учитывая, что во время этой предвыборной кампании самодовольство, казалось, должно было быть нашим злейшим врагом, подобное высказывание звучало неуместно. Первая очередная пресс-конференция в рамках избирательной кампании состоялась в пятницу, 20 мая. Джеффри Хау поставил под вопрос затраты на реализацию предложений лейбористов, содержащихся в их предвыборном манифесте, и заявил, что если они его не опубликуют, то это сделаем мы. Это был первый подступ к развитию центральной темы предвыборной кампании – лейтмотива, оказавшегося весьма продуктивным. Патрик Дженкин, подхватив его, привлек внимание к планам лейбористов по проведению национализации промышленности и регулированию в этой области. Был ряд вопросов, касавшихся экономики. Но, естественно, пресса хотела слышать только о том, что я думаю относительно высказывания Фрэнсиса. Фрэнсис был главным организатором фракции в парламенте – ее «главным кнутом» – при правительстве Теда Хита, и, основываясь на этом факте, я прокомментировала это так:
