Я возвращалась назад ночным рейсом «Бритиш эруэйз» в полной уверенности, что результат этой встречи доказывал справедливость моего подхода к важнейшим спорным проблемам на выборах: вопросам обороны и экономики. Эта встреча в верхах также ознаменовала перемену в отношениях между президентом Рейганом и остальными главами правительств. Они порой пренебрежительно относились к его пониманию деталей. Раньше и у меня возникали в этом некоторые сомнения. Но только не во время этой встречи. Он с легкостью оперировал всеми фактами и цифрами. Его мастерство и уверенность проявились в том, как он направлял ход обсуждения. От этой встречи ему удалось получить все намеченное, и остальные почувствовали, что добились хоть каких-то желательных результатов – и все это он делал с большим радушием. В Вильямсбурге президент Рейган продемонстрировал, что он был искусным политиком. Понедельник, 30 мая, был официальным выходным днем. В тот день Денис Хили выпустил то, что по утверждению лейбористской партии являлось «настоящим» избирательным манифестом консерваторов: выдуманное расследование, полное лжи, полуправд и «страшилок», выдернутых из тайно просочившихся документов, в частности из того документа Центрального секретариата по выработке политики, в котором были описаны долгосрочные государственные расходы. Меня это ничуть не удивило. Лейбористы попробовали применить эту тактику в 1979 году: тогда она тоже не сработала. И снова, лейбористы поступали в угоду не интересам избирателей, а собственным навязчивым идеям. Им так и не удалось понять, что пропаганда не может убедить людей в неслыханном вранье. Обычно я спокойно переношу как загруженность работой, так и выпады со стороны оппонентов. Но в среду, 1 июня, Денис Хили выступил с отвратительным высказыванием, якобы во время Фолклендской войны я «кичилась тем, что устроила бойню». Это вывело меня из себя и расстроило одновременно. Я намеренно решила не поднимать фолклендскую тему в избирательной кампании и не сделала решительно ничего, чтобы раздуть из этого историю. Высказывание задело и оскорбило многих людей и помимо меня – не все они были консерваторами – особенно родственников тех, кто сражался и погиб на этой войне. Господин Хили позднее нерешительно пошел на попятную: якобы он хотел сказать «конфликт», а не «бойня», – но такая замена не несла особой разницы. Нил Киннок вернулся к этой теме спустя пару дней, в еще более оскорбительной форме. Эти реплики особенно показательны, поскольку они были политически безграмотными: они, на самом деле, крайне навредили лейбористам. Сделаны они были отнюдь не из политического расчета: они могли быть только плодом грубого и жестокого воображения.
Как показал в воскресение один из опросов общественного мнения, впервые лейбористская партия оказалась позади альянса. Это задало новый тон завершающим дням кампании и вызвало к жизни новую неопределенность. Но я лично никогда не верила в то, что альянс способен вытеснить лейбористов на третье место – даже несмотря на то, что лейбористские лидеры делали все, что могло приблизить именно такой исход выборов. В среду на нашей последней пресс-конференции под моим председательством присутствовала рабочая группа более или менее в том же составе, в котором мы запускали предвыборный манифест. В настроении журналистов уже ощущалось приближение конца срока, и мы разделили его с уверенностью. Я сказала, что важнейшие вопросы, по которым избиратели должны сделать выбор между партиями, – это оборона, рабочие места, социальное обеспечение, квартирное владение и власть закона. Мне хотелось ответить на обвинение в том, что подавляющее консервативное большинство приведет нас к отходу от политической линии, обозначенной в манифесте, и реализации некоего «тайного плана» экстремистского толка. Я возразила, что подавляющее консервативное большинство в действительности сделает прямо противоположное: оно станет ударом по экстремистским настроениям, господствующим в лейбористской партии. И это, по-моему, было истинным лейтмотивом всеобщих парламентских выборов 1983 года. Ожидая окончания собственного обратного отсчета, я следила за общими результатами по стране, глядя в телевизор. Это действительно была блестящая победа. Мы получили большинство в 144 мандата: самый внушительный результат, которого удавалось добиться какой-либо партии после 1945 года. Ранним утром я вернулась в помещение Центрального совета консервативной партии. Когда я вошла, меня поприветствовали люди из штаба партии, и я выступила с небольшой речью, в которой поблагодарила их за усилия. Затем я вернулась на Даунинг-стрит. В начале улицы собралась толпа, и, пробираясь сквозь нее, я разговаривала с народом – как в тот вечер, когда объявили о капитуляции Аргентины. Так я и добралась до апартаментов. В течение прошедших нескольких недель я наводила во всем порядок, на случай если мы потерпим поражение на выборах. Впереди ждали новые хлопоты.
Глава 24
Снова в своей колее
Политика, экономика и иностранные дела после выборов и до конца 1983 года
Манифест 1983 года не стал для правительства отправной точкой и не вдохновил нас на подвиги в новом парламенте с самого же начала. Некоторые из основных обещаний были более популярными, например, упразднение совета Большого Лондона, советов графств-метрополий и введение снижения местных налогов, однако они встретились с трудностью, которую должна иметь в виду любая администрация, осуществляющая реформы: всеобщее одобрение большинства, которое молчит и не высказывается, не идет ни в какое сравнение с недовольством хора организованного меньшинства. Муниципальные социалисты левого толка и субсидируемые ими компании-ширмы были грамотными пропагандистами. Значительная часть положений манифеста сулили «еще больше в том же духе» – не самый вдохновляющий клич, хотя нет никакого сомнения, что требовалось много чего еще. Снижения налогов еще не произошло так, как нам бы хотелось. Предстояло еще проделать большую работу в области профсоюзного законодательства, и уже вот-вот должна была начаться разработка программы приватизации; нужно было вновь внести на рассмотрение билль о приватизации компании «Бритиш телеком», принятие которого совпало с этими выборами. Вторая проблема заключалась в том, что в Великобритании все еще были сильны идеи социализма. Процветание социализма не зависит от благоденствия лейбористской партии: в действительности, в конце концов честнее было бы сказать, что благоденствие лейбористов зависит от процветания социализма. А социализм пока еще был присущ национальным институтам и британскому самосознанию. Мы продали тысячи муниципальных домов, но 29 % жилищного фонда осталось в государственном секторе. Мы расширили права родителей в образовательной системе, но в классах и педагогических колледжах в целом сохранились сильные левые настроения. Мы попытались справиться с этой проблемой, сделав местные органы самоуправления более эффективными, но еще предстояло дать бой новым бастионам левого крыла в крупных городах. Мы уменьшили власть профсоюзов, но в союзы все еще входило 50 % трудоустроенной рабочей силы, из которых около 4 миллионов человек работали в закрытых профсоюзных цехах. Более того, как вскоре продемонстрировали стачки шахтеров, хватка крайне левого крыла в вопросе власти профсоюзов отнюдь не ослабла. Мы одержали великую победу в Фолклендской войне, повернув вспять те годы, когда казалось, что Великобритания уже никогда не сможет вернуть себе влияние, но все еще давали о себе знать недобрая зависть к американской силе и, подчас, более глубокий антиамериканизм, разделяемый слишком многими представителями разнообразных политических сил. В этой ситуации моя задача была простой. Предстояло совершить революцию, только вот революционеров было маловато. Назначение первого кабинета министров в новом парламенте – как ни странно, в сопровождении доносящейся эхом традиционной военной музыки и развода караула с выносом знамени, – казалось, давало возможность найти приверженных деятелей.
