Встреча глав правительств Содружества 1989 года должна была состояться в октябре в Куала-Лумпуре, и организовывал ее доктор Махатир. С мной на эту встречу поехал только что назначенный министр иностранных дел Джон Мейджор, который с новой силой категорически противостоял санкциям. Во вступлении к заседанию «Мировая политическая арена» я обратила внимание на знаменательные перемены, происходящие в Советском Союзе, и их последствия для всех нас. Я сказала, что теперь, особенно в Африке, существует перспектива урегулирования региональных конфликтов, которые усугубляются падением мирового коммунизма. Теперь мы должны горячо защищать демократию и более свободную экономическую систему во всем мире. Я тайно надеялась, что смогу донести суть своего сообщения до присутствующих представителей множества авторитарных и коллективистских стран Содружества.
Но дебаты по вопросу о Южной Африке всколыхнули старые противоречия. Боб Хоук и Кеннет Каунда доказывали необходимость санкций.
К тому времени я уже вполне привыкла к злобным нападкам личного характера, которым любили предаваться мои коллеги из стран Содружества. Джон Мейджор к этому еще не привык и считал их поведение возмутительным. Он остался в Куала-Лумпуре с другими министрами иностранных дел для составления проекта коммюнике, в то время как я вместе с другими главами правительств поехала в тихий и уединенный Лангкави. Пока я там находилась, мои чиновники по факсу прислали текст, с которым, по мнению министров иностранных дел, «можно было жить». Но я могла с ним согласиться только в том случае, если выпущу отдельное четкое заявление, содержащее наши собственные взгляды. Я набросала черновик и отправила Джону Мейджору в Куала – Лумпур. В противоположность утверждениям в прессе, которая обожала как «расколы», так и описание «изолированности» Британии, Джон Мейджор был вполне согласен выпустить отдельное британское заявление и внес в текст некоторые изменения, которые я приняла. Однако проблема нашего отдельного документа вызвала злые вопли со стороны других глав правительств.
К началу 1990 года в Южной Африке начались перемены, с надеждой на которые я и проводила работу. Появились указания на то, что Нельсон Мандела будет освобожден. Я заявила министерству иностранных дел – это им совершенно не понравилось, – что как только господин Мандела будет свободен, я бы хотела сразу же ответить аннулированием или ослаблением принятых против Южной Африки мер, начиная с относительно несущественных, за которые отвечали мы сами, и поэтому не должны были обсуждать их с Европейским сообществом.
2 февраля 1990 года президент де Клерк выступил с речью, объявив предстоящее освобождение господина Манделы и других чернокожих лидеров, снятие запрета на АНК и другие политические организации чернокожих и пообещав скорейшую отмену чрезвычайного положения. Я незамедлительно обратилась к министерству иностранных дел, сказав, что, как только обещания будут выполнены, мы должны покончить с «добровольным» запретом на инвестиции и призвать к тому же другие страны европейского сообщества. Я попросила Дугласа Хёрда, тогдашнего министра иностранных дел, на предстоящей встрече предложить другим министрам иностранных дел сообщества устранить ограничения на закупку кругеррандов, железной руды и стали. Я также решила послать сообщения другим главам правительств с призывом к верному пониманию событий в Южной Африке.
В апреле доктор Геррит Вилджен (Фильюн), южноафриканский министр конституционного развития, доложил мне о контактах между правительством Южной Африки и АНК, лидером которого теперь фактически опять был господин Мандела. Я была разочарована тем, что господин Мандела повторял старые характерные фразы, возможно, более подходящие для непризнанного движения, а не для такого, какое претендует на ведущую и даже главенствующую роль в правительстве. Южноафриканское правительство формулировало свои собственные идеи для конституции и склонялось в сторону сочетания нижней палаты, избираемой на основе пропорционального представительства, и верхней палаты с представительством особых меньшинств. Это помогало приспособиться к характерному для Южной Африки великому этническому разнообразию, хотя в конечном итоге для эффективности придется, возможно, использовать кантональную систему.
Ко времени, когда президент де Клерк в мае отправился на переговоры с европейскими лидерами, консультации с АНК разгорелись всерьез. Я также была рада, что южноафриканское правительство отдавало должное вождю Бутелези, который был непоколебимым противником вооруженного восстания в Южной Африке, в то время как АНК поддерживал идею марксистской революции, которой до сих пор преданы некоторые его члены.
Президент де Клерк, Пик Бота и их жены в субботу 19 мая приехали в Чекерс на переговоры и обед. Моя беседа с господином де Клерком сосредоточилась на его планах в отношении следующих шагов для того, чтобы АНК принял такую политическую и экономическую систему, которая бы обеспечила будущее Южной Африки как либеральной страны со свободным предпринимательством. Усиливающееся насилие среди чернокожих уже являлось самым большим препятствием на пути к прогрессу. Но он оптимистично относился к перспективам соглашения с АНК по вопросу новой конституции; он также считал, что АНК тоже этого хотел.
Мы обсудили действия по вопросу санкций. Он сказал, что не подобен собачке, которая служит за печенье, и не ожидает наград за свои действия. Он хотел насколько возможно широчайшего международного признания и поддержки того, что он делал, которые приведут к фундаментальному пересмотру отношения к Южной Африке. Мне это казалось вполне разумным. Господин де Клерк также пригласил меня в Южную Африку. Я сказала, что с удовольствием бы приехала, но не хочу в тот момент усложнять для него ситуацию. Я знала, что ничто с большей вероятностью не омрачит его отношений с другими правительствами, чья неправота в отношении Южной Африки была доказана, как мой приезд в его страну, как бы провозглашающий, что я была права.
В среду 4 июля на Даунинг-стрит я провела переговоры и обед с другим важным южноафриканским политиком – Нельсоном Манделой. Левых оскорбляло, что он вообще согласился встретиться со мной. Но он, в отличие от них, был прозорлив в отношении того, что именно сыграло роль в его освобождении. Мне господин Мандела показался очень вежливым, c по-настоящему благородной выправкой и – что было особенно замечательным после всего того, что он пережил, – без какого-либо ожесточения. Мне он понравился. Но в то же время я посчитала, что он очень несовременен в своих взглядах, застрял в социалистическом временном отрезке, где ничего не движется вперед, и не в меньшей степени в экономическом мышлении со времени 1940-х годов. Может быть, это было и неудивительно ввиду долгих лет его заключения, но являлось недостатком в первые несколько месяцев его свободы, так как он все время повторял эти отсталые фразы-клише, которые, в свою очередь, подтверждали преувеличенные ожидания его последователей.
Только незадолго до окончания моего срока в качестве премьер-министра президент де Клерк снова приехал в Чекерс на встречу со мной – это было в воскресенье 14 октября. Мы немного продвинулись вперед с тех пор, как я в июле встречалась с господином Манделой. АНК согласился прекратить «вооруженную борьбу», и две стороны в принципе согласились с приготовлениями к возвращению южно-африканских ссыльных и освобождению оставшихся политических заключенных. Последние компоненты старой системы апартеида прекращали действовать. Законы о земле аннулировались, и Закон о регистрации населения – последний юридически столп апартеида – будет отменен, когда примут новую конституцию. Только государственное образование оставалось сегрегированным, но движение началось и по этому, столь деликатному для белых вопросу. Тем не менее насилие среди чернокожих резко ухудшилось, и это отравляло атмосферу переговоров.
