Не было никакой необходимости в том, чтобы предложения по государственной программе и сопровождающая их проверка знаний создавались таким путем. Кен Бейкер в своих предписаниях и ранних решениях обращал слишком большое внимание на министерство образования и науки, инспекторов ее величества и прогрессивных теоретиков образования; и как только бюрократический толчок произошел, его было трудно остановить. Джон Макгрегор делал все, что мог. Он внес изменения в программу по истории, которые усилили позицию истории Британии и уменьшили ненужные помехи. Он настаивал на том, что науки можно преподавать по отдельности, а не как один обобщенный предмет. Он оговорил, что как минимум 30 процентов английского языка в Сертификате о среднем образовании должно проверяться с помощью письменного экзамена. И все же вся система сильно отличалась от той, какой я ее вначале видела. К моменту моего ухода из правительства я была убеждена, что должна снова настать нужда в упрощении государственной программы и системы проверки знаний.
Именно в области политики образования я и мой политический блок развивали радикальные идеи о предложениях манифеста для следующих выборов – о некоторых из них мы собирались объявить заранее, возможно, на собрании Центрального совета в марте 1991 года. В то время, когда я покинула правительство, Брайен Гриффитс и я сосредоточили свое внимание на трех вопросах.
Во-первых, необходимо было пойти намного дальше по пути «выхода» школ из-под контроля местных органов образования. Я уполномочила Джона Макгрегора на октябрьской 1990 года Партийной конференции объявить о расширении программы школ, работающих с помощью гранта, чтобы туда входили и небольшие начальные школы. У меня были и другие, намного более радикальные, идеи. Брайен Гриффитс составил документ, который предусматривал перевод еще бóльшего числа школ в статус «прямого гранта», и перевод других школ на систему управления созданными специально для этой цели концернами. Это, по сути, означало бы сокращение обширных полномочий местных органов образования до двух функций – проверяющей и консультативной. Таким образом, можно было еще более отдалить образование от государства, что помогло бы устранить самые худшие аспекты послевоенной образовательной политики.
Во-вторых, была острая необходимость улучшить подготовку учителей. Вопреки обыкновению, в ноябре 1988 года я послала Кену Бейкеру личную записку, где выражала озабоченность. Я писала, что в этой области мы должны пойти намного дальше, и просила его выступить с предложениями. Нужно было нарушить существовавшую монополию в области подготовки учителей. Кен Бейкер составил две программы: «лицензированные учителя» – для привлечения желавших сделать вторую карьеру и стать учителем, и «учителя-стажеры» – это, по сути, была программа обучения молодых выпускников без отрыва от производства. Это были хорошие предложения. Но не было уверенности, что приток учителей из этих источников будет достаточным для того, чтобы в значительной мере изменить дух и поднять стандарты профессии. Итак, я распорядилась, чтобы Брайен Гриффитс начал работу над количеством: мы хотели, чтобы как минимум половина новых учителей приходила из этих или похожих программ, а не из организаций по подготовке учителей.
Третий вопрос образовательной политики, над которым мы работали, касался университетов. Используя финансовое давление, мы добились увеличения административной компетентности и подтолкнули к запоздавшей рационализации. Университеты стали развивать более тесные связи с бизнесом и становиться более предприимчивыми. Были введены студенческие займы (в дополнение к грантам): это заставляло студентов быть более разборчивыми в выборе факультетов. Перенос поддержки от университетских грантов к плате за обучение к тому же повлечет за собой бóльшую чувствительность к рынку. Лимиты, установленные на гарантию сохранения постоянной работы, которой были избалованы работники университетов, тоже способствовали тому, что преподаватели уделяли больше внимания преподаванию, то есть требованиям своей профессии. Все это вызвало сильную политическую оппозицию внутри университетов. Частично это можно было предсказать. Но, несомненно, другие критики искренне опасались за будущую самостоятельность и академическую целостность университетов.
Я должна были признать, что у наших оппонентов было больше оснований, чем мне бы хотелось. Я была озабочена тем, что многие выдающиеся ученые думали, что тэтчеризм в образовании означал обывательское подчинение знаний сиюминутным требованиям профессионального обучения. Конечно, это не было частью моего тэтчеризма. Именно поэтому, перед моим уходом из правительства Брайен Гриффитс, с моего одобрения начал работать над программой, дающей ведущим университетам гораздо бóльшую автономию. Идея состояла в том, чтобы позволить им отказаться от финансовых правил казны, зарабатывать и копить капитал, владея своим имуществом наподобие концерна. Это была бы радикальная децентрализация всей системы.
Из трех основных социальных служб – образования, здравоохранения и жилья – именно над последним из них, по-моему, завис наиболее важный вопрос.
Из-за государственного вмешательства в контроль над арендой и предоставления жильцам гарантии на определенный срок сдачи в частном секторе стало катастрофически сокращаться количество сдаваемого жилья. Государство в форме местных властей часто оказывалось бестактным, некомпетентным и коррумпированным домовладельцем. И так как существовал недостаток определенных категорий жилья, он приходился на частный арендный сектор, где контроль над арендной платой и гарантия на определенный срок сдачи сокращали предложение. Более того, возникали новые формы жилья. Жилищные ассоциации и жилищные корпорации, которые их финансировали, предлагали альтернативные пути предоставления «социального жилья», где государство не было домовладельцем. Помимо этого участие жильцов в форме кооперативов или других видов концернов, возникшее в Соединенных Штатах, предоставляло новые пути вытеснения правительства из управления жильем. Я считала, что государство должно продолжать предоставлять ипотечные налоговые льготы для того, чтобы поощрять домовладение, которое приветствовалось в обществе. Государство также должно было предоставлять помощь по оплате жилья посредством жилищного пособия менее состоятельным людям. Но в отношении традиционной послевоенной роли правительства в жилищном вопросе – то есть строительстве, владении, управлении и регулировании – нужно было устранить государство из этих областей как можно скорее и как можно дальше.
С такой абстрактной идеей мы начинали жилищные реформы, над которым Ник Ридли работал с осени 1986 года, вынес на коллективное обсуждение в конце января 1987 года и которые после нескольких собраний под моим председательством были включены в предвыборный манифест 1987 года. Прелесть разработанного Ником пакета была в том, что он содержал разумное сочетание участия центрального правительства, финансовой дисциплины местных властей, дерегуляции и более широкого выбора для жильцов. При этом достигался резкий уход от окостенелой системы, выросшей при социализме.
Центральное правительство впоследствии сыграет роль посредством жилищных действенных концернов в перестройке захудалых микрорайонов муниципальной застройки и передаче их другим формам владения и управления – включая домовладение, владение жилищными ассоциациями и передачу частному хозяину – с сохранением прав жильцов. Во-вторых, в новых условиях «ограниченных» рамок действия местных органов власти в вопросах жилья муниципалитетам для того, чтобы иметь деньги на ремонт, приходилось увеличивать арендную плату. Это также оказывало давление на муниципалитеты, которым приходилось отказываться, частично или полностью, от имеющегося у них жилья в пользу жилищных ассоциаций, других хозяев или даже самих домовладельцев. В-третьих, дерегуляция новой сдачи в аренду – посредством краткосрочных арендных договоров и гарантированной аренды – должна была по меньшей мере остановить упадок частного арендного сектора: чтобы сбалансировать последствия дерегуляции Ник правильно настаивал на введении более строгого законодательства, защищающего от притеснений. Наконец, открывая в соответствии с нашими предложением под названием «выбор – жильцам» возможность для муниципальных жильцов менять домовладельцев или для групп жильцов самим содержать поселки с помощью кооперативов, мы могли еще больше ослабить роль местных властей как домовладельцев.
