Административное жилье, напротив, вредило мобильности сильнее всего. Крупное административное жилье собирает вместе людей, у которых нет работы, но которые пользуются всеми благами субсидированного арендованного жилья. У них не только есть основания оставаться на одном месте: они укрепляют пассивность друг друга и уничтожают друг в друге инициативу. Так возникает культура, в рамках которой безработные сознательно живут за счет государства, не стремясь переезжать и работать.
Поэтому значительный рост частного домовладения в годы, проведенные мной на посту премьер-министра, и последующее снижение доли бюджетного сектора жилья стали важным благом для экономики. Предпринимались попытки отрицать это на основании узкого финансового мышления. В частности, говорилось, что из-за послаблений в ипотечных налогах слишком много народных сбережений уходило в строительство, а не в промышленность. Мне это никогда не казалось убедительным. Во-первых, упущен тот факт, что люди, для которых единственный способ сбережения средств – это покупка жилья в ипотеку, вряд ли предпочтут становиться дольщиками в предприятиях или создавать бизнес. В действительности покупка дома для многих людей является путевкой в мир других вложений. Во-вторых, сама идея того, что британская промышленность в последние десятилетия отставала из-за недостатка инвестиций, в лучше случае однобока. Фактом стало то, что значительная часть инвестиций была опрометчивой. Чего Британии не хватало в прошлом, так это подходящей возможности правильно воспользоваться имеющимися в ее распоряжении инвестициями из-за низкой производительности, слабых трудовых отношений, низких доходов и плохого управления. Что справедливо, так это тот факт, что высокий уровень домовладения должен быть дополнен достаточно обширным частным сектором аренды, а в нашем случае это не так. В этом смысле мы добились только половины успеха, и частный сектор аренды – это та область, в которой я, будь в моем распоряжении время, хотела бы сделать больше.
C прекращением регулирования бизнеса история другая. Год за годом – и при дальнейшей поддержке со стороны Дэвида Янга, когда он занял пост в департаменте торговли и промышленности в июне 1987года – фиксировались и впоследствии ликвидировались ненужные рычаги регулирования. Дэвид Янг также сделал акцент на поддержку департаментом создания рабочих мест, малых фирм и инноваций. И когда то, что изначально было департаментом, спонсирующим предприятия в государственном владении и тяжелую промышленность, было переименовано в Департамент по предпринимательской деятельности, это не было просто хитрым маневром. Важность продолжающегося стремления к прекращению регулирования заключается в том, что тенденция к восстановлению регулирования никогда не отстает. Больше рычагов регулирования, выше цены, меньше конкуренции, меньше рабочих мест и, как результат, меньше способов повысить качество жизни в долгосрочной перспективе.
Во всех этих областях – полномочия профсоюзов, обучение, жилье и регулирование бизнеса – мы в разной степени добились прогресса в усилении «аспекта предложения» в экономике. Но наиболее важными изменениями в долгосрочной перспективе были налоговая реформа и приватизация.
Налоговая реформа Найджела Лоусона позволяет отметить его как канцлера, обладающего редкой технической хваткой и конструктивным воображением. У нас были некоторые расхождения – в частности по вопросу послаблений налога на ипотеку, от которых он скорее всего хотел бы отказаться и порог которых я, разумеется, хотела бы повысить. Но Найджел в целом не любил спрашивать и следовать советам. Вне сомнения, он считал, что ему это не нужно. Он предпочитал знакомить меня со своими предложениями по бюджету, когда они уже были проработаны, и без присутствия частного секретаря, делающего записи, за ужином в Номере 11, в последнее воскресенье января. Если бы я ограничивалась получением информации от него, сводя ее до таких неформальных встреч, мне было бы трудно оказывать какое-либо серьезное влияние на положение вещей, но шпионы из казначейства, понимая, что таким образом практически невозможно проследить за тем, кто, в конце концов, был Первым лордом казначейства, активно снабжали меня информацией, будучи строго проинструктированы не разглашать то, что я узнавала, до того, как Найджел с гордостью сообщит мне о своей стратегии бюджета. Это по крайней мере давало мне больше возможностей ставить под вопрос предлагаемую финансовую позицию и возражать против отдельных мер. Но факт остается фактом – бюджеты Найджела были полностью его творением. И в той же степени, в которой я считаю его во многом ответственным за ошибки в политике, из-за которых мы отказались от своих успехов в борьбе с инфляцией, я не сомневалась в том, что именно его заслугой были гениальные расчеты в его бюджетах.
В то время как Джеффри Хау был канцлером, который инстинктивно склонялся к сбалансированным пакетам мер, Найджел Лоусон предпочитал бюджет, построенный вокруг центрального вопроса и задачи. Джеффри всегда придерживался благоразумного курса, в то время как поиски гениального решения финансовых проблем подчас заставляли Найджела рисковать всем. Он и в самом деле был гениальным игроком.
Бюджет 1984 года показал Найджела во всей его блистательной красе. Он ликвидировал дополнительную пошлину налога на инвестиции, предельно несправедливый взнос, который зачастую ложился на плечи пожилых людей, делавших накопления, и избавился от дополнительной пошлины на государственное страхование, который уже сократил Джеффри. Но его самой важной реформой была постепенная ликвидация налоговых послаблений для предпринимателей одновременно с сокращением корпоративных налоговых ставок, таким образом направляя и повышая качество инвестиций и стимулируя стремление к деловым успехам. Бюджет 85-го года был менее примечательным, но, как и предыдущий, увеличил персональные налоговые скидки, подняв их значительно выше уровня инфляции. В 1986 году он принял политическое решение, которое я сочла верным, сократив базовую ставку налога на прибыль на один пенни, что, по сути, было заявление о том, что мы не станем игнорировать базовые ставки в будущих бюджетах, когда будет большая финансовая свобода действий. Он также представил планы личных капиталов (PEP), чтобы поддержать личные инвестиции как способ поддержки капитализма. В 1987 году он сократил базовую ставку еще на два процента, но компенсировал т. н. предвыборную «раздачу» включением в MTFS PSBR в 1 процент от ВВП как стандарт финансового благоразумия.
Бюджет Найджела 1988 года был более спорным. Разумеется, у меня тогда были сомнения. Я чувствовала справедливо, что общие финансовые условия стали слишком распущенными.
Я начала с того, что поставила под сомнение налоговые сокращения, которые теперь предлагал Найджел, частично потому, что считала, что крупные сокращения налогов в обстановке избыточной потребительской и предпринимательской уверенности могут иметь психологический эффект, непредсказуемый средствами экономической науки, но от этого не менее реальный. Они могли разжечь то, что уже и так перегрелось. В действительности цифры, которые я увидела на заре бюджета, демонстрирующие очень высокие показатели возмещения долга бюджетного сектора (PSDR) или профицита бюджета, предсказанные в бюджете в размере 3 миллиардов (хотя цифра искажалась доходами от приватизации), во многом меня успокоили. Более того, отдача профицита бюджета на 1988 – 89 годы была почти 14 миллиардов. Поэтому я считаю – за одним очевидно техническим, но в действительности очень важным исключением – бюджет Найджела на 1988 год был успехом. Снижение базовой ставки подоходного налога до 25 пенсов и верхней ставки до 40 процентов придало достаточный стимул, особенно тем талантливым, мобильным людям, которые так важны для экономического успеха.
