Как член теневого кабинета я присутствовала на его еженедельных заседаниях, обычно по средам, в парламентском кабинете Теда. Обсуждения в целом не были бурными. Мы начинали с обзора парламентских дел на неделю и договаривались, кто и по какому вопросу будет выступать. Мы могли заслушать доклад, представленный одним из коллег. Но, несомненно, потому, что мы знали, что наши взгляды сильно разнились, особенно по темам экономической политики, принципиальные вопросы обычно открыто не дискутировались.
Со своей стороны я не делала особо важного вклада в работу теневого кабинета. Но об этом меня и не просили. Для Теда и, возможно, остальных я была в основном предписанная по уставу женщина, чьей главной задачей было объяснять, что «женщины» – Кири Те Канава, Барбара Картленд, Эстер Рантцен, Стелла Римингтон и все остальные представители нашего единообразного, недифференцированного пола – были склонны думать и хотеть по поводу спорных вопросов. Мне, конечно, очень нравился Алек Дуглас-Хьюм, тогда теневой министр иностранных дел, и я прекрасно ладила с большинством моих коллег, но за столом у меня было лишь три настоящих друга – Кит Джозеф, Питер Томас и Эдвард Бойл. А Эдвард к тому моменту по отношению к моей позиции придерживался противоположного крыла Консервативной партии.
Атмосфера на наших заседаниях, конечно, осложнялась тем фактом, что многие ведущие фигуры были в несколько натянутых отношениях друг с другом. Тед занял роль партийного лидера с решительностью, но без настоящей уверенности. Реджи Модлинг, заместитель лидера, так никогда и не оправился от своего поражения в борьбе за лидерство. Иэн Маклеод был самым политически острым среди нас, но хотя он и был превосходным публичным оратором, он был довольно молчаливой и скрытной личностью. Он к тому же терял взаимопонимание со своим старым другом Иноком Пауэллом, который все больше вовлекался в вопросы иммиграции, тема, по поводу которой Иэн столь же твердо стоял на противоположной точке зрения. Несомненно, Инок обладал острейшим умом – знаток классики, историк, экономист и библеист. Совершенно в иной манере, чем Иэн, он был ярким публичным оратором и был способен захватить Палату общин, да на самом деле любую аудиторию, своей безупречной логикой и контролируемой страстностью. Но что касается теневого кабинета, на этом этапе он был довольно сильно углублен в себя. Его не любил и, возможно, боялся Тед Хит.
В понедельник 26 февраля 1968 года теневой кабинет обсуждал законопроект правительства об иммиграционной политике касательно стран Содружества, предлагавший ввести новые иммиграционные ограничения. Сделанное на предыдущей неделе заявление излагало принципы, на основе которых мы должны оценить законопроект. Тед Хит сказал, что теперь теневому кабинету нужно решить, в достаточной ли мере законопроект соответствует необходимым условиям. На самом деле он прописывал некоторые вещи, за которые выступали мы. Но он не предусматривал ни регистрацию иждивенцев, ни апелляцию тех, кому было отказано во въезде, ни финансовую помощь для добровольных репатриантов. Было решено поддержать законопроект, но также внести соответствующие поправки. Иэн Маклеод сказал, что он проголосует против законопроекта, и он был верен своему слову.
В среду 10 апреля теневой кабинет обсуждал другое направление политики правительства – законопроект о расовых отношениях. Тед открыл дискуссию. Он сказал, что, хотя законопроект сам по себе демонстрирует много недостатков, он полагает, что некоторый юридический механизм необходим, дабы улучшить перспективы цветных иммигрантов в Британии. Квинтин Хогг, министр внутренних дел теневого кабинета, изложил свои собственные взгляды. Он полагал, что закон был необходим, но нам следует внести поправки. Однако он отметил, что рядовые члены парламента были очень враждебно настроены против этого законопроекта. Реджи Модлинг согласился с Квинтином по обоим пунктам. В последующем обсуждении, в котором я не принимала участие, главным моментом полемики стал вопрос, может ли, при всех недочетах законопроекта, голосование против него на втором чтении быть воспринято как расизм. Точкой зрения теневого кабинета было, что наилучшей гарантией хороших расовых отношений будет уверенность в том, что число будущих иммигранов не будет слишком велико и что существующее земельное право будет сохранено. В конце было принято решение, что будут созданы аргументированные поправки и «кнут» с двойным подчеркиванием. Кит Джозеф, Эдвард Бойл и Роберт Карр, представители либерального крыла, воздержались изложить свою точку зрения до ознакомления с поправками. В конечном итоге они все поддержали законопроект.
В воскресенье 21 апреля 1968 года – за два дня до дебатов – я проснулась, чтобы обнаружить, что первые полосы газет посвящены речи по вопросу иммиграции, которую Инок Пауэлл произнес накануне в Бирмингеме. Это было резкое выступление, и в нем были фразы, звучавшие несколько зловеще. Но я сильно поддерживала суть его аргументов о масштабе новой иммиграции из стран Содружества в Британию. Я тоже полагала, что это угрожает не просто общественному порядку, но также и образу жизни некоторых населенных пунктов, которые уже сами по себе начинали деморализовываться из-за бесчувственной жилищной политики, зависимости от системы социального страхования и зарождения «общества вседозволенности». Я была также убеждена, что, как бы ни звучали избранные цитаты из его речи, Инок не был расистом.
Примерно в одиннадцать утра позвонил телефон. Это был Тед Хит. «Я обзваниваю всех, кто состоит в теневом кабинете. Я пришел к выводу, что Инок должен уйти». Это было скорее утверждение, чем вопрос. Но я сказала, что на самом деле лучше дать делу остыть, нежели обострять кризис. «Нет, нет, – сказал он. – Он обязательно должен уйти, и большинство думает, что он должен уйти». На самом деле, как я узнала позже, несколько членов теневого кабинета подали бы в отставку, если бы не ушел Инок.
Долговременные последствия ухода Инока из-за этого вопроса и при таких обстоятельствах оказали влияние на гораздо большее, чем иммиграционная политика. Инок был свободен развивать философский подход по ряду политических вопросов, не будучи связанным компромиссом коллективной ответственности. Он охватывал экономику и внешнюю политику и включал то, что позднее было названо «монетаризм», дерегулирование, денационализация и конец региональной политики, и достиг кульминации в оппозиции Инока против участия Британии в Общем рынке. То, что Инок проповедовал до такой степени в пустыне, одновременно давало преимущества и ставило в невыгодное положение тех из нас, кто держался правого крыла в теневом кабинете и позднее кабинете министров. С одной стороны, он сдвинул основу политических дискуссий вправо и таким образом дал возможность озвучивать доктрины, которые без этого было бы обвинены в экстремальности. С другой стороны, такой жестокой была вражда между Тедом и Иноком, что сомнение по поводу любого политического курса, предложенного лидером, вероятнее всего, было бы заклеймено как предательство. Кроме того, сам факт, что Инок выдвигал все свои взгляды как часть целой системы, делал еще более трудной возможность выразить согласие с одним или двумя из его положений. Например, аргументы против политики цен и доходов, интервенции и корпоратизма были бы встречены гораздо лучше, если бы не были связаны со взглядами Инока на иммиграцию или Европу.
