Эри Нив и я решили, что нужны изменения в Центральном офисе Консервативной партии. Конституционно Центральный офис – это лидер партийного управления: события во время лидерской кампании убедили меня, что некоторым из сотрудников Центрального офиса будет трудно действовать таким же образом под моим началом.
Я хотела, чтобы председателем Центрального офиса был эффективный администратор, предпочтительно с деловыми связями, который был бы мне верен. Я всегда обожала Питера Торникрофта, и, оглядываясь назад, я думала, что его смелая отставка из-за вопроса о государственных расходах в 1958 году была сигналом поворота послевоенной Консервативной партии в неверном направлении. Как представитель старшего поколения, которое было у власти в партии, когда я впервые вступила в парламент, и как председатель совета директоров нескольких компаний, Питер казался мне подходящим для этой роли. Но как его убедить? Оказалось, что Уилли Уайтлоу был с ним в хороших отношениях, и Уилли убедил его занять пост. Эта работа потребовала бы и от более молодого человека много энергии, ибо председатель партии поддерживает моральный дух даже в самые трудные времена, а нам предстояло пережить несколько таких периодов. Еще одна проблема с Питером была в том, что на этом этапе большая часть консерваторов по всей стране признавали мое лидерство только как неизбежность. Это медленно стало меняться после партийной конференции 1975 года. Но потребовалось гораздо больше времени – и некоторых болезненных и спорных перестановок, – прежде чем я почувствовала, что ключевые фигуры в Центральном офисе действительно меня поддерживают. Питер постепенно заменил их моими сторонниками; я никогда не спрашивала как.
Очень помогло прибытие партийного казначея Алистера МакАлпайна. Стойкому консерватору из семьи тори, Алистеру пришлось самому превратиться в нечто вроде политика за одну ночь. Я сказала ему, что ему придется поменять его немецкий «Мерседес» на британский «Ягуар», и он немедленно это сделал. Но я не подготовила его ни к столкновению с мелкими, но досадными примерами саботажа, с которыми он столкнулся в Центральном офисе, ни с огромными трудностями, которые ему приходилось преодолевать, чтобы убедить бизнесменов в том, что вопреки корпоратизму Хита, царствующему много лет, мы все еще оставались партией свободного предпринимательства и были достойны поддержки.
Некоторые ожидали, что я совершу даже еще более существенные изменения в Исследовательском отделе Консервативной партии. Исследовательский отдел теоретически был департаментом Центрального офиса, но во многом из-за своей географической отдаленности (располагаясь на Олд Куинн-стрит) и из-за выдающегося интеллектуального прошлого у него была своя особая важная роль, особенно в оппозиции. В некотором смысле Центр политических исследований был организован как альтернатива Исследовательскому отделу. Теперь, когда я была лидером, однако, Центр политических исследований и Исследовательский отдел Консервативной партии должны были работать вместе. Я знала, что директор Исследовательского отдела Крис Паттен принадлежал к левому крылу партии. Много озлобленности и соперничества было между ЦПИ и Исследовательским отделом. С точки зрения многих консерваторов правого крыла, именно ориентированность на консенсус, на универсальный подход, представляемые Исследовательским отделом, привели нас к потере направления и – выражаясь словами Кита Джозефа – «посадили на мель умеренности». Я решила заменить Яна Гилмора Ангусом Модом на посту председателя Исследовательского отдела, который работал с Китом по вопросам политики, но оставила Криса Паттена в роли директора, а Адама Ридли, бывшего советника Теда по экономике, в роли его заместителя. Это были правильные решения.
Тем временем Эри Нив и я должны были набрать небольшой штат для работы в моем офисе. Поток писем, после того как я стала лидером, доходил до 800 в день. Девушки из Центрального офиса приходили помогать разбирать почту, но обычно это была работа четырех моих секретарей, которые, сидя на полу в главной комнате, открывали конверты и рассортировывали письма. Они старались, как могли, но это был безнадежно бессистемный процесс. Тогда Алистер МакАлпайн предложил мне попросить Дэвида Волфсона взять на себя ответственность за корреспонденцию. Алистер думал, что если Дэвид, человек, отвечающий за отдел заказов товаров по почте компании «Грейт Юниверсал Сторз» не сможет навести порядок в этом хаосе, то никто не сможет. На самом деле и в оппозиции, и позднее на Даунинг-стрит, 10, таланты Дэвида были использованы гораздо шире, чем просто для сортировки почты: он подсказывал, что думают бизнесмены, налаживал важные связи и доказал особую способность сглаживать вздыбленную шерсть политиков.
Еще мне нужен был глава офиса на полный рабочий день, который был бы усердным, надежным и, кроме того, в связи с необходимостью писать многочисленные черновики речей, статей и писем литературно одаренным. Мой старый друг и коллега, своевременно переведенный в должность редактора «Дэйли Телеграф», Билл Дидс порекомендовал мне Ричарда Райдера, тогда работавшего в Питерборо и ведущего приличную колонку слухов в «Телеграф».
Месяц спустя после прибытия Ричарда Гордон Рис, откомандированный на год от EMI, присоединился к моему штату, чтобы помогать мне работать с прессой и много чем еще. Гордон был даром богов. Полный кипучей энергии, бывший телепродюсер, чье хорошее настроение никогда не подводило, он умел убедить меня согласиться на вещи, от которых я бы отказалсь, попробуй меня уговорить кто-нибудь другой. Он полагал, что для распространения моих взглядов нам нельзя концентрироваться только на таких тяжеловесах, как «Таймс» и «Дэйли Телеграф», но нужно вовлекать и популярные газеты среднего уровня, как «Дэйли Мэйл» и «Дэйли Экспресс» и – настоящая революция – «Сан» и «Мировые новости». Кроме того, он верил, что даже газеты, чьи редакторы поддерживают Лейбористскую партию, будут к нам справедливы, если мы действительно постараемся обеспечить их интересным материалом. Он был прав по обоим пунктам. «Сан» и «Мировые новости» стали ключевыми инструментами, доносящими ценности Консервативной партии до традиционно неконсервативных избирателей. Газета левого крыла «Сандей Миррор» тоже давала справедливое и полное освещение моих действий, как бы критичны ни были ее комментарии. Гордон регулярно общался с редакторами. Но он также убедил меня, что человеком, с которым они действительно хотели встретиться и поговорить, была я. Так что, какие бы дела, ни были запланированы в моем ежедневнике, если Гордон говорил, что мне нужно встретиться за обедом с таким-то и таким-то редактором, это становилось приоритетом.
Гордон оказал еще одну бесценную услугу. Каждый политик должен решить, насколько он или она готовы изменить манеру поведения или внешний вид с целью завоевать СМИ. Возможно, желание отказаться пойти на какие-либо уступки кажется непоколебимым благородством, но такое отношение публичной фигуры скорее всего, выдает недостаток серьезного желания прийти к власти или даже, парадоксальным образом, гордыню, которая маскируется скромностью. Когда Гордон предложил мне несколько поменять прическу и сменить манеру одеваться, чтобы производить лучшее впечатление, он опирался на свой опыт работы на телевидении. «Избегай бижутерии возле лица. Оторочка хорошо смотрится на экране. Будь внимательна, чтобы цвет декораций на заднем плане сочетался с твоим костюмом». Это было высшее образование.
