Неоспоримым был факт, что «Правильный подход» концентрировался на главных общих аргументах, отличающих наш подход от социалистического, что делало его таким успешным. Документ был хорошо встречен прессой, в немалой степени потому, что я и мои коллеги приложили массу усилий, чтобы заблаговременно объяснить его редакторам.
Успех «Правильного подхода» иллюстрирует важный парадокс всего этого периода. По многим причинам мы не были особенно успешной оппозицией в обычном смысле слова. Различия между нами продолжали проявляться. Мы обычно терпели поражение в Палате общин. Нам было трудно извлекать выгоду из ошибок правительства. И все же на более высоком уровне веры, убеждения и философии мы были очень результативны. Мы побеждали в битве идей, которая была необходимой прелюдией не только для победы на выборах, но и для завоевания продолжительной народной поддержки в адрес тех изменений, которые мы хотели совершить. Речи Кита Джозефа продолжали доносить до публики мощные темы, которые он развивал в Центре политических исследований. В марте он выступил с речью в Харроу, которая недвусмысленно критиковала заявление правительства о том, что высокие государственные расходы были необходимы для высокого уровня трудоустройства. На самом деле Кит указывал:
«Чрезмерные государственные расходы правительства – это главная и постоянная причина безработицы. Немедленные сокращения непомерных государственных расходов необходимы, если мы собираемся спасти экономику сейчас и в конечном итоге восстановить и стабилизировать высокий уровень трудоустройства… Несколько Питеров получают пособие по безработице, чтобы каждый Пол ходил на работу, находящуюся под защитой закона».
Я написала предисловие к опубликованной версии Стоктонской лекции Кита, названной «Монетаризма недостаточно», которая вышла несколько месяцев спустя. Поскольку монетаризм большинством членов теневого кабинета принят вовсе не был, это название было преднамеренно смелым способом выразить важную истину. «Было недостаточно» лишь осуществлять валютно-денежный контроль; если бы нам к тому же не удалось сократить государственные расходы и займы, все бремя дезинфляции упало бы на создающий благосостояние частный сектор.
Альфред Шерман, помогавший Киту с его Стоктонской лекцией, помог и мне в написании черновика речи, с которой я выступала перед Цюрихским экономическим обществом в понедельник 14 марта 1977 года. Хотя и произнесенная в Швейцарии, эта речь была адресована большей частью к домашней аудитории. Альфред и я особенно много работали над текстом, который бросал оптимистичный взгляд на будущее Британии, утверждая следующее:
«Поднимается волна настроений против коллективизма… и этот поворот коренится в отвращении к кислым плодам социалистического опыта. Волна направлена прочь от неудач. Но она не принесет нас автоматически туда, куда мы хотим прибыть… Мы должны дать ей интеллектуальное наполнение и политическое направление… Если мы упустим эту возможность, волна будет потеряна. Но если мы не упустим момент, последняя четверть нашего столетия сможет стать началом нового возрождения, сопоставимого с любым событием долгой и выдающейся истории нашего острова».
Лейбористы все больше теряли уверенность в себе, и опросы общественного мнения показывали, что мы опережаем их на десять пунктов. Победа на дополнительных выборах в Уолсолл Норт и Воркингтоне с большим перевесом в нашу сторону вскоре подтвердила эту картину. Именно в этот момент среди тех консерваторов, что были настроены любой ценой вырвать у меня из рук победу, снова начались разговоры о коалиции.
Гарольд Макмиллан выступил по телевидению с призывом создать «Правительство национального единения». Не имел он, казалось, и особых сомнений по поводу того, кого нужно пригласить в качестве его главы. Я думала, что мне лучше пойти к нему лично, поговорить и узнать, что он на самом деле думает, и встреча была назначена в доме Мориса Макмиллана в Кэтрин Плейс. Я рано приехала и ждала наверху в гостиной. Я услышала, как приехал отец Мориса и спросил: «Был звонок?» Морис сказал: «Нет». Ему пришлось довольствоваться мной. Наш разговор был приятно безрезультатным, ибо Макмиллан убеждал меня не быть слишком критичной к правительству в период кризиса. И единственным в итоге сделанным звонком стал звонок в Международный валютный фонд.
Я тогда решила сама внести некоторые изменения. Реджи Модлинг в роли теневого министра внутренних дел уже давно был источником затруднений. Он не соглашался с моим подходом ни к экономике, ни к внешней политике; он все меньше скрывал свое расхождение во мнении со мной; и он был отставлен. Но когда я сказала ему, что ему придется уйти, он проявил немало энергии, чтобы нагрубить.
Я также хотела сместить Майкла Хезелтайна с поста теневого министра промышленности и заменить его Джоном Биффеном. Майкл, когда он не принимал вещи слишком близко к сердцу, был эффективным бичом правительства, и, определенно, он был страстно заинтересован в должности теневого министра промышленности. Проблема была в том, что его взгляды совершенно отличались от всего узнаваемо консервативного. Например, в январе 1976 года он произнес речь, в которой критиковал лейбористских министров за то, что им не удается достаточно часто встречаться, чтобы «согласовать и развить промышленную стратегию для этой нации». Его реальной критикой казалось то, что Лейбористская партия вмешивалась в промышленность и выбирала неудачников, тогда как он мог вмешаться и выбрать победителей. Казалось, ему никогда не приходила в голову идея, что государство не знает и не может знать, кто победит, а кто выиграет, и что вмешательство в промышленность с целью поддержать свое собственное суждение за счет средств налогоплательщиков подрывает экономику в целом. Когда же, однако, я попросила Майкла уйти из департамента промышленности и перейти в департамент по вопросам окружающей среды, он сказал, что предпочел бы этого не делать. Я послала моего личного парламентского секретаря Джона Стэнли, который хорошо его знал, поговорить с Майклом, и тогда он неохотно согласился уступить место Джону Биффену, оговорив, что он не останется министром по вопросам окружающей среды, когда мы придем к власти. Организовав это, я теперь могла пойти дальше. Я попросила Джона Дэвиса занять пост Реджи в департаменте иностранных дел, где он много и продуктивно работал, пока болезнь не нанесла ему трагический удар.
Было важно иметь энергичную и продуктивную команду в теневом кабинете, потому что росла вероятность, что нас, возможно, скоро снова пригласят стать правительством. В среду 15 декабря Дэнис Хили представил новый мини-бюджет. Он объявил о сильных сокращениях в государственных расходах и займах и план управления денежной массой (хоть и выраженный в терминах внутренней кредитной экспансии) как часть соглашения с Международным валютным фондом. Это, по сути, был монетаристский подход того типа, в который верили Кит Джозеф и я, и он обошел с правого фланга тех членов моего собственного теневого кабинета, которые все еще цеплялись за устаревшие приемы кейнсианского управления спросом. Верные тактике непротивостояния мерам, необходимым для преодоления кризиса, мы воздержались от голосования. Пакет мер, продиктованный МВФ, стал поворотным пунктом, ибо при новой финансовой дисциплине экономика начала восстанавливаться. Что касается партийной политики, это было неоднозначное для нас благословение. С одной стороны, недовольство тем, как правительство управляет экономикой, уменьшалось, и было вероятно, что лейбористы снова обретут поддержку среди населения. С другой стороны, мы теперь могли доказать, что социализм как экономическая доктрина себя полностью дискредитировал и что даже социалисты теперь должны были признать, что реальностью была Консервативная партия.
