Между тем размеры нашей страны, ее ресурсы, демографические проблемы ставят перед нами задачу сохранения и развития научно-технической самодостаточности. Мы должны уметь сами производить все необходимое. В материальном производстве – как, впрочем, и во многих других вопросах – мы должны минимально зависеть от внешнего мира, и в то же время этот внешний мир должен максимально зависеть от нас.
Но пока экономический блок нашей верхушки идет диаметрально противоположным путем. У наших либералов Тэтчер не выходит из головы в буквальном смысле. Если перефразировать Маркса, который, в свою очередь, дополнил соответствующую фразу Гегеля, то можно определенно констатировать: тэтчеризм повторяется дважды – первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса.
Нурали Латыпов, кандидат философских наук
Глава 1
Провинциальное детство
Грэнтем, 1925–1943
Мое первое детское воспоминание – движение. В солнечный день мою детскую коляску везли по направлению к городскому парку, и по пути я познакомилась с грэнтемской суетой. Это событие сохранилось в моей памяти как волнующая пестрая мешанина машин, людей и оглушительного шума – и все же, как ни парадоксально, это приятное воспоминание. Мне, должно быть, понравилось это первое, полуосознанное погружение во внешний мир.
Многие из нас, вероятно, помнят свои ранние годы нечетко, как бы в тумане. Мне тоже вспоминается идиллический туман, в котором солнце всегда светило сквозь листья лаймового дерева и его свет падал в нашу гостиную на чье-нибудь лицо – лицо моей матери, сестры, служащих магазина – всегда кто-нибудь был рядом со мной, чтобы обнять меня или побаловать сладостями. Согласно семейной истории, я была очень спокойным ребенком, во что моим политическим оппонентам, возможно, трудно поверить. Но родилась я в неспокойной семье.
Четыре поколения семьи Робертс были сапожниками в Нортэмптоншире, в то время крупном центре обувной промышленности. Мой отец хотел стать учителем, но был вынужден бросить школу в 13 лет, поскольку его семья не могла обеспечить его дальнейшее обучение. Вместо этого он начал работать в Аунделе, одной из лучших частных школ. Годы спустя, когда я отвечала на вопросы в Палате общин, Эрик Хеффер, член парламента от лейбористов левого крыла и мой постоянный оппонент в прениях, попытался использовать свое рабочее происхождение, упомянув, что его отец был плотником в Аунделе. Он был сражен, когда я ответила ему, что мой отец работал там же в продуктовом магазине.
Отец сменил много мест, по большей части в торговле бакалеей, пока в 1913 году ему не предложили пост управляющего бакалейным магазином в Грэнтеме. Позднее он рассказывал, что из четырнадцати шиллингов, что ему платили в неделю, двенадцать он отдавал за квартиру и стол, один откладывал и лишь потом тратил оставшийся шиллинг. Год спустя разразилась Первая мировая война. Мой отец, глубоко патриотичный человек, пытался поступить на военную службу шесть раз, но каждый раз отвергался по медицинским показаниям. Его младший брат Эдвард был принят на службу и в 1917 году погиб в военных действиях при Салониках. Немногие британские семьи избежали такой же тяжелой утраты, и День Памяти после войны по всей стране соблюдался чрезвычайно строго.
Четыре года спустя после приезда в Грэнтем мой отец познакомился с моей матерью, Беатрис Этель Стивенсон. Произошло это в методистской церкви. Мама зарабатывала тем, что шила на заказ. Они поженились в той же церкви в мае 1917 года, и моя сестра Мюриел родилась в 1921 году.
Моя мать была так же бережлива, как и отец, и к 1919 году родители смогли купить в кредит свой собственный магазин на улице Норт Парэйд. Мы жили в квартире над магазином. В 1923 году отец открыл второй магазин на Хантингтауэр Роуд – напротив начальной школы, в которую я позже пошла учиться. 13 октября 1925 года я родилась в доме на Норт Парэйд.
В том же году отец еще больше расширил бизнес, заняв два соседних здания на Норт Парэйд. Наш магазин и дом располагались на оживленном перекрестке, и главная железнодорожная линия – Грэнтем был важным транспортным узлом – была всего в сотне ярдов от нас. Мы могли бы сверять часы по проносившемуся мимо «Летающему шотландцу». Я очень сожалела, что у нас не было сада. Лишь в конце Второй мировой войны отец купил дом с большим садом чуть дальше по Норт Парэйд, о котором наша семья мечтала несколько лет.
Жизнь «над магазином» не просто фраза. Те, кто так жил, знают, что это совершенно особое дело. Прежде всего ты всегда на службе. Люди могли постучать в дверь фактически в любое время дня и ночи или в выходной, если у них закончились бекон, сахар, масло или яйца. Все в семье знали, что мы живем на доход от покупателей, было бессмысленно жаловаться – и никто не жаловался. Заказы клиентов были превыше всего. Обычно обслуживали покупателей мой отец и его служащие – на Норт Парэйд их работало трое и еще один в магазине на Хантингтауэр Роуд, но иногда это делала моя мать, и тогда она брала с собой Мюриел и меня. Поэтому Мюриел и я знали многих людей из нашего города.
Конечно же, из-за магазина мы не могли позволить себе длинный семейный отпуск. Обычно мы ездили на местный морской курорт Скегнесс. Но отец и мать вынуждены были отдыхать порознь. Отец раз в год брал неделю отпуска, чтобы в Скегнессе принять участие в турнире по боулингу – его любимой игре. Живя над магазином, дети гораздо больше общаются со своими родителями, нежели в других жизненных ситуациях. Я видела моего отца за завтраком, обедом, вечерним чаем и ужином. У нас было гораздо больше времени для общения, чем в других семьях, за что я всегда была благодарна моему родителю.
Отец был профессиональным бакалейщиком и всегда стремился поставлять товары наилучшего качества, и даже по самому магазину это было видно. За прилавком стояли три ряда ящиков со специями, сделанных из роскошного красного дерева и украшенных блестящими бронзовыми ручками, а над ними возвышались большие черные лакированные жестяные банки с чаем. Одним из заданий, которое я иногда выполняла, было отвешивать чай, сахар и печенье, доставая их из мешков и коробок, в которых они прибывали, в пакеты по 1 и 2 фунта. В прохладной задней комнате, которую мы называли «старая пекарня», висели куски бекона, из которых нужно было вырезать кости и затем порезать на тонкие кусочки. Чудесные ароматы специй, кофе и копченой ветчины разносились по всему дому.
Я родилась в доме практичном, серьезном и чрезвычайно религиозном. Отец и мать были оба стойкими методистами. Отец был востребован как непрофессиональный проповедник в Грэнтеме и его округе. Он был ярким оратором, чьи проповеди были интеллектуально насыщенны. Но он был поражен, когда я спросила его, почему он говорит «проповедническим голосом» в таких случаях. Я не думаю, что он сам это осознавал. Это было бессознательное почитание библейского послания, и потому его речь совершенно отличалась от прозаических интонаций, используемых в деловых и бытовых ситуациях.
Наша жизнь вертелась вокруг методизма. По воскресеньям мы ходили на церковную службу в 11 утра, но перед этим я обычно посещала утреннюю воскресную школу. Занятия проводились и после полудня, и позднее. Примерно с 12 лет я играла на пианино, аккомпанируя гимны для маленьких детей. Тогда мои родители посещали еще и вечернюю воскресную службу.
