— Эй, ты слышишь? Я к тебе обращаюсь.
— Закрой пасть, придурок, и иди куда шел…
— Видно, родители тебя плохо воспитали. Хотя не важно. Тебе придется проследовать со мной. Бояться нечего — я не причиню тебе вреда.
— Я здесь не один, друзья будут искать меня. У тебя будут проблемы, — я обернулся — сзади никого. — И почему я тебя не вижу?
— Как почему, ты же слепой.
— Это не мешает мне видеть ауру живых существ. Но твоей я не вижу.
Никогда мое уникальное зрение не подводило меня. Я вижу все, только в другом спектре, даже немного больше, чем другие. Но, кажется, я знаю, в чем дело:
— Ты — «антиматерия», поэтому я тебя не вижу, верно?
— Какой догадливый. Вначале я, пожалуй, отрекомендуюсь. Представь, у меня есть имя — Торос.
«Материя» и «антиматерия». Раньше я думал, что это выдуманная даркнетовская крипипаста. Таким разве что малышню пугать. Даже предположить не мог, что встречусь с реальным образцом. «Антиматерия» — существо из чистого антивещества. Говорят, что те в совершенстве владеют гипнозом. «Материя» — ее полная противоположность, при встрече с которой произойдет взрыв сопоставимый с мощностью «Царь-бомбы». Никогда бы не подумал, что подобное существо могло обосноваться в таком захолустье как Чернигов.
— Я давно уже не мальчик — мне двадцать два…
— Хм, странно, на вид тебе не больше двенадцати. Босс приказал приводить только детей-феноменов. И все же ты пойдешь со мной.
Мой недуг вызван, скорее, моей же феноменальностью. Не нет худа без добра, как гласит древняя народная мудрость. Если тебе что-то дают — обязательно что-нибудь возьмут взамен. И быть «законсервированным» подростком — отнюдь не радость, я живой пример этому. Не знаю, стоит ли это моего уникального зрения? Однако другого понять не могу: почему правительство так испугалось меня? Неужели я был настолько опасен, что пришлось меня усыпить?
— Что нужно твоему боссу?
— В ближайшие сроки найти и привести всех детей в убежище в центре города. Это очень важно, это связано с…
— Какого лешего мне с тобой идти?
Вдруг меня сковала невидимая сила. Черт! Я ничего не могу. Даже истерично закричать, подобно полуоголенной девице из хоррора категории B… Макс, Ира, надеюсь, мы еще увидимся.
Похоже, мы спускаемся под землю. Когда двери лифта закрылись, Торос немного ослабил «гипноз», теперь я мог говорить. Но я не решаюсь обругать его трехэтажным матом — сейчас расклад не в мою пользу.
— Еще долго ехать. Все-таки сто метров под землей, — разъясняет Торос.
Через пару минут лифт остановился. Торос принудительно ведет меня сквозь туннель, и в итоге мы оказываемся в просторном многоярусном подземном комплексе куполообразной формы. С вершины конструкции к земле тянулась массивные железные (у железа легкоузнаваемое магнитное поле) трубы, на земле работали эскалаторы и мобильные грузоподъемники. Недалеко от экстремально большого количества тепла, предположительно радиатора, находилось некое подобие театрального подмостки. Возле сцены полно детей, здесь их сотни.
— Приветствую всех… — неуверенно сказал человек со сцены. — Предполагаю, вы все очень озадачены тем, что вас собрали здесь? Да, вы сможете уйти, если хотите, но вначале выслушайте меня.
Что же задумал этот парень? Насильно собрать здесь сотни детей-феноменов… Он, наверное, сумасшедший.
— Вероятно, вы слышали про конец света? — долгая пауза, микрофон неприятно фонит. — Я собрал вас здесь, чтобы мы вместе пережили это ужасное событие. А когда все закончится, вы дадите начало новому, более совершенному человечеству…
Кто-то кричит из толпы:
— Что за бред?! Меня дома ждет бабушка!
— Если хотите — уходите прямо сейчас, Торос поможет вам вернуться. Вас здесь никто не держит. Еще трое суток мы будем искать детей-феноменов, а потом запломбируем ковчег, изолируемся от внешнего мира. Продовольствия хватит на несколько лет. Наверное, это вся информация на сегодня.
Горе-оратор еще несколько секунд всматривается в толпу разгневанных детей и удаляется со сцены.
— Это и есть твой босс? — спрашиваю я пустоту.
— Да. Подумай над его предложением. Сейчас я не советую тебе выходить на поверхность — ночью слишком опасно, полно мародеров и бандитов, к утру они разойдутся. Если хочешь, уходи завтра.
Достаю смартфон. Звоню Максу — «Subscriber out of reach». Блин, и позвонить даже не могу — на такой глубине мобильный не ловит.
— Я покажу твою каюту, переночуешь там.
Идем долгими запутанными лабиринтами. Невольно вспомнился знаменитый скринсейвер 3D Maze из Windows, который в раннем детстве я видел в музее. Так, сейчас должна объявиться упитанная крыса… Этот букнер строили явно не 120 лет, как Ной, но они неплохо постарались. Останавливаемся у одной из дверей. Те открываются автоматически, или их открыл Торос, не понятно. Мы заходим.
— Твоя комната. Тут только самое необходимое. Если что-то понадобится, нажми на эту кнопку, — «синяя» кнопка в стене, наверное, она.
Хлопнула дверь. Наверное, Торос ушел, хотя я этого не видел. «Гипноз» улетучился, но в побеге нет смысла — я все равно не найду выход, и высока вероятность того, что меня снова поймают сраные сектанты.
Я прилег на кровать. Ну и влип же я. Макс с Ирой наверняка уже обыскались. Откуда эта усталость? Ужасно хочу спать.
Полупрозрачный низкополигональный обеденный стол в бесцветной пустоте. За ним сидят четыре человека, и еще один стул свободен. Подхожу ближе. На столе лежит еще не раскрытая колода карт, а за самим столом странная компания: Жора, парень-психопат из «Хелла», молодой монах и пожилая монашка. Этих двоих вижу впервые…
— Алекс, давай с нами, а? — сказал анахорет.
— Во что играем?
— Блэкджек, покер, твист, бридж, дурак? Выбирай сам.
— Покер…
— Покер так покер. Ваши ставки, господа? — сказала монашка.
— Я раздам, — Жора тянется за свежей колодой карт.
Никто не возражает. Посасывая «чупа-чупс», он начинает лениво тасовать карты.
— Ваши ставки, — еще раз повторила старуха.
— Свобода.
— Страдание.
— Истина.
Ставки еще загадочней, чем вся эта компания…
— Твоя ставка Алекс?
— Жизнь.
— Фантазия, — монашка делает свою ставку.
— Берите карты, — говорит Жора.
Все пятеро берут свои карты. Две семерки, два вольта и девятка. Негусто, но хоть что-то.
— Я пас, — сказал парень из «Хелла».
— Я тоже… — говорит Жора.
— Я поменяю, — говорю я.
