— Бытие определяет сознание.
— Именно, — едва слышно промямлила спутница.
Когда ты живешь в человеческом обществе, тебя окружают люди. Ты считаешь себя человеком, ведешь себя, свойственным человеку образом, думаешь, как человек. Когда тебя 24/7 окружают бесформенные гниющие куски ожившей плоти, норовящие выдрать твой желчный пузырь, как это было намедни с желчесосом, невольно задаешься вопросом: это норма, тогда, получается, я сам ненормален?
В дымной мгле начали проглядываться знакомые очертания — мы спустились быстрее, чем ожидалось. Мраморный пол, осыпающийся пожелтевший кафель на стенах, приглушенный свет рекламных щитов, бруталистские колонны, внушительного размера коричневые пятна неясного происхождения, собравшие на себе целые своры мух. Давящее чувство изоляции, затхлый воздух и акустика, разносящая причудливые звуки по тоннелю. «Мои внутренности в твоем гамбургере. Это норма» — гласит социальная реклама на мерцающем щите с милым улыбающемся розовым поросенком, у которого перемолота задняя часть туловища. Веганы обезумели, сможешь ли ты совладать с ними?
Эскалатор кончился, наш дуэт синхронно шагнул на якобы устойчивую поверхность. Что насторожило и удивило одновременно — полное отсутствие аномалов на старте, раньше пусть один, но встречался. Я задержал дыхание, вслушиваясь в окружение — что-то не так. Слишком часто я здесь бывал, чтобы не заметить настолько осязаемые изменения. Менялось все: рекламные надписи, количество этажей в зданиях, содержание продуктов питания. Ира не ела уже несколько дней. А вы будете есть, зная, что вожделенный шоколадный батончик прямо во рту способен трансформироваться в зловонную каловую массу, перемешанную с опарышами и гноем? И это в лучшем случае. В худшем — «ожившая» еда могла запросто разорвать незадачливого едока изнутри.
Безлюдный перрон, неработающие, помимо одного, эскалаторы, сломанные лавочки, огромный вакуум станции метро, давно не циркулирующие составы поездов. По сути, метрополитен — удивительное, даже вне контекста хоррора, место, которое ночью становится пустынным, а вместе с тем мистическим, загадочным, таинственным и пугающим. Неизвестность пугает, а неизвестность, скрывающая в себе реальную опасность — пугает вдвойне. Куски кожи, мышц, внутренней художественно повисли на стенах и потолке. Современное искусство? Это декорация или результат стычки с монстром? Уже не определить. Однако не припомню ни одного местного, способного на что-то подобное…
— Знаю, что ты хорош. Но все же, может, раздобудем оружие? — Ира вернула меня в реальность.
— Огнестрел наверняка есть в служебных помещениях, закрытых ключами, которые лежат в вентиляционных люках или иных труднодоступных местах — именно туда здешние хищники традиционно затаскивают тела своих жертв. При этом, обладая столь мощным оружием против аномалии, мы даже не можем банально вышибить дверь. У меня только один вопрос: оно тебе надо?
— Тебе виднее, — фыркнула спутница, засовывая руки в карманы куртки.
Не раздумывая, Ира присвоила себе нож-бабочку, найденный в испачканном бумажном пакете «Market Hall Foods». По прошествии некоторого времени стало совершенно очевидно — мы единственные живые организмы в подземке. Баг? Аномалия — это баг, возведенный в абсолют. Что действительно показалось странным — кроме нас двоих, здесь не было ни души, ни даже подобия души.
И именно поэтому стало как-то не по себе. Я резал монстров, как бумагу; крошил и размельчал их уродливые тела, подобно шредеру. Иногда под горячую руку попадали слишком наглые выживальщики. Это напоминало аттракцион, увлекательное приключение. Сейчас же мясник и полусумасшедшая девушка были полностью преданы рефлексии в этом давящем вакууме метрополитена. Как известно, когда нет внешнего врага, душевно нестабильный человек направляет свою агрессию на себя и близких.
— Пользуясь случаем, хочу напомнить, что я единственный, кому ты все еще можешь доверять. Тот факт, что я — одержимый кровожадный маньяк, никак не отменяет того, что я пытаюсь тебя защитить, — я неуклюже попытался разрядить гнетущую атмосферу.
Ответа не последовало, но, кажется, Иру достигли мои слова — недолго помявшись, та спрятала нож в карман. Неподалеку я заметил едва различимый след из слизи, крови и трудно идентифицируемых субстанций, тянущийся куда-то вглубь тоннеля метро. Спустя пару секунд, Ира также его разглядела:
— В тоннель?
— Опций у нас не так много.
Мы спрыгнули к погнутым рельсам, и пошли вдоль зловонного следа, который, по мере продвижения, становился все отчетливее. Вероятность встретить движущийся состав поезда была минимальна, но тревога усиливалась. В какой-то момент я понял, что перед нами густая тьма — тоннель дальше совершенно не освещался. Ира ловко вцепилась мне в руку, ее дрожащая ладонь была влажной и холодной. Впереди «шов», переход между слоями реальности, и за ним нас может ждать что угодно. Возможно, мы нашли secret level, либо нечто еще более грандиозное. Вдохнул поглубже. Выдохнул. Повторил. Потом еще раз. И еще. Я шагнул во тьму первым.
Глава 10
Можно ли предоставить фантазии полную свободу? Нужно ли накладывать ограничения на творчество? Где грань допустимого? Именно эти вопросы вертелись у меня в голове, когда передо мной предстало очередное потусторонне зодчество. Если все, что ты видишь вокруг, разобрать на небольшие фрагменты и собрать вновь, а потом повторить эту процедуру еще несколько раз. Чтобы люди, гаджеты, мебель, стены, одежда, бытовая техника, еда, трубы, животные, двери, окна и прочее перемешались в одну цельную неоднородную субстанцию. Некий первородный хаос как строительный материал.
Более вдумчивое изучение окружающего уродства, наводило на мысль о схожести данного «чуда света» с норой огромного животного. Место поражало в своей скрупулезности, граничащей с безобразием. Без вмешательства аномалии, на создание подобного «произведения» ушел бы не один месяц, а то и год. Я бросил беглый взгляд на Иру. Ее лицо сейчас напоминало лицо полностью смирившегося человека, того, кто уже готов согласиться с чем угодно. Того, кто достиг просветления. Полностью безжизненное лицо.
— Дальше сам, — едва слышимым голосом произнесла девушка, давая понять, что не жаждет видеть, что возвело эту пещеру.
Хрип, визг, писк, шипение, вой, пение, смех доносились из глубины норы. Будто источников звука было больше одного. Словно целый хор уродов сконцентрировался в одной точке пространства. От этих звуков становилось тошно и почему-то смешно одновременно. Я шел, не оглядываясь назад. Очень знакомый запах. Запах скопления аномалии. Наверняка в моих глазах читалось невыразимое воодушевление и азарт: хочу попробовать, что бы это ни было!
Собственное туловище, разрубленное надвое, тут же привело меня в чувства. Бывает. Я образца прошлой недели охренел бы от такого. Но не я нынешний. Пусть в реальности я до сих пор оставался полусмертным, но везде, где укоренилась аномалия, я был подобен богу. Собрать себя в исходное состояние не составило большого труда.
Располовиневшее меня существо… Слишком знакомо, чтобы не верить своим глазам. Я бы назвал его венцом аблактирования: оно состояло из монстров, людей, элементов окружения. Настоящее концентрированное безумие. На бесформенном пульсирующем туловище проглядывались ребра, ноги, когти, глаза, руки, головы, лапы, щупальца, вывалившееся органы, целые силуэты поглощенных предметов и организмов. Увернуться от повторной молниеносной атаки чудовища было невозможно — я был разрублен снова, но уже по горизонтали. Боли не почувствовал. Было немножко щекотно.
