– Раз уж вы сумели себя стереть, то можете сделать и намного больше, – продолжал Стоун. – Изменить состояние своих кредитных счетов. Создать очередную личность. Продать информацию о способе стирания каким-нибудь террористам. Мы не можем этого допустить. Игра окончена, господин Хаб. Если вы хотите отсюда выйти, вы должны рассказать, как вы это сделали. Да? Мы друг друга поняли?
– Откуда я знаю… Но что вам, собственно, надо, контролер?
– Давайте без шуток! Вы еще живы исключительно потому, что вами заинтересовались сама Лазурь и Научный клан. Но нам этот их интерес не нравится. Вы ошибка, господин Тански. Ущерб для контроля Альянса. Назойливое насекомое.
Последнюю формулировку Стоун приготовил заранее, подумав еще, не добавить ли сравнение с песком в шестеренках махины Альянса, но один лишь взгляд компьютерщика лишил его удовольствия от изящно скомпонованной фигуры речи. «Что-то тут не так, – подумал он. – Только что?»
– Вы когда-нибудь слышали о Пограничных герцогствах, господин Стоун? – вдруг спросил компьютерщик. Эверетт моргнул.
– А это тут при чем?
– Подумайте. Внешние системы и Герцогства. Вы хотели бы быть там герцогом? А может, богачом в Ядре? Смотрителем сектора Контроля? Политиком Лазури?
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– На чем основана настоящая власть, господин Стоун? На бесконечной сумме кредитных единиц? Полчищах отдающихся вам женщин или мужчин? Количестве купленных должностей? А может, на числе находящихся во владении планетных систем? Нет, господин Стоун. Власть выглядит иначе. Настоящая власть – это возможность оборвать все нити и сплести собственные. Власть – это умение сбежать от власти.
– Да что вы говорите?
– Именно так. Так что объясню один раз, чтобы мы как следует друг друга поняли. Больше повторять не буду.
– Не понимаю…
Человек, выдававший себя за Хаба Тански, вздохнул:
– Я все равно рано или поздно отсюда выйду. Вы об этом знаете, и я тоже. Главным образом потому, что вы хотите выяснить, как стереть человека из Потока и как полностью очистить его персональ. Соответственно, вы рассчитываете, что я сбегу и снова сменю личность. Что я сделаю это на ваших глазах, под плотной опекой. Вы верите, будто меня можно превратить в лабораторную крысу. Ибо вам хочется знать… И поэтому я отсюда выйду. Уже скоро.
– Да вы тут сгниете!
– Возможно. Но, скорее всего, нет. – Компьютерщик выпустил очередное облачко дыма. – Я знаю это по двум причинам.
– И каким же это?!
– Во-первых, вы дали мне неокурево в рамках дружеского хлопка по плечу. Это кое-что значит. А во-вторых, вы проделали надо мной анализ. Сегодня вы его закончите. Здесь, – он махнул в сторону папки, – наверняка какой-нибудь продвинутый «ПсихоЦифр». Я не ошибся?
– При чем тут…
– Притом-притом. – Мужчина погасил окурок и сотворил откуда-то новую цигарку. Он закурил, а Стоун вдруг понял, что проиграл. – Так что вы сделаете свое дело, а потом меня выпустите, рассчитывая, что я раскроюсь, – продолжал он. – Ибо анализ обнаружит то, что и так уже вам прекрасно известно. Нечто такое, что делает невозможным любой приемлемый договор между мной и Контролем. Нечто, из-за чего под вопросом окажется даже возможность применить пытки.
– И что же это такое?
– Вы поймете, что никто не сможет мною управлять.
Не будь Хаб Тански столь напуган, происходящее безмерно бы его развеселило.
Он видел и слышал все с уровня Сердца. Мушки в стазис-навигаторской… можно сказать, обезумели. Эрин Хакль вскочила со своего места, как и полубесчувственный Миртон. Месье застыл с распахнутым настежь ртом. У старого доктора был такой вид, будто кто-то подключил его к электросети – он что-то попискивал и подпрыгивал. Одним словом – сущий цирк и переполох.
Всех, похоже, крайне взволновала молодая и неуравновешенная Вайз. Что она натворила? Глядя на подскакивающих и жужжащих мушек, Тански начал искать Пинслип, но, уже вводя команды, понял, что это бессмысленно.
Он прекрасно знал, где она.
Эта идиотка помчалась в трюм. Запер ли его Грюнвальд? Когда они несли того несчастного стрипса, ему наверняка было не до того, и он не заблокировал дверь. Пальцы Хаба почти без участия мозга ввели команду, и на мониторе высветилась информация об открытых дверях грузового отсека. Естественно.
«Они уже бегут, – понял он. – Взволнованный Миртон, возбужденная Хакль. Мчатся так, словно их ждет годовое жалованье. Перебирают лапками, машут крылышками. Следом за ними торопится наш дорогой док, спотыкаясь и трясясь, словно в эпилептическом припадке. Они бегут к открытым дверям наверняка на собственную погибель. Наверняка думают, что всё решат, стреляя из своих карабинчиков и пистолетиков. Они ошибаются. Машина превратит их в кашу.
А мне-то, собственно, какое дело? – подумал Хаб. – Я в Сердце, откуда могу угрожать мгновенным отключением всех систем или даже взрывом этой старой жестянки. Если машина доберется до СН и попытается подключиться – я ей это позволю, а потом поджарю ее порт доступа и поговорю по душам со стрипсами. Стратегия, благодаря которой выиграют все. Может, за исключением команды».
С другой стороны, существовала некоторая вероятность, что Машина войдет в Сердце и, не обращая внимания на угрозу самоуничтожения корабля, оторвет Тански голову. Одной Напасти известно, что у нее в башке после столетий дрейфа в Глубине, даже если она была тогда отключена. Машины вроде бы не страдали послеглубинной болезнью, но кто мог бы точно утверждать, на чем основано безумие искусственного мозга? Они могли быть больны, сами о том не подозревая.
«Ну вот, – усмехнулся Хаб. – Ты разгадал загадку Машинной войны. Машины атаковали человечество, поскольку заболели из-за глубинных прыжков. Должность в академиях Клана обеспечена.
Все это чушь. – Тански облизал губы и похлопал по карману потертого комбинезона в поисках неокурева. – Машина их убьет, – решил он. – И меня это нисколько не волнует, Напасть их дери».
Месье бросился бежать, едва осознав последствия исчезновения Вайз. Остановился он, лишь выбежав с главной палубы на среднюю.
«В стазис-навигаторской никого не осталось, – понял он. – Только этот чокнутый в Сердце. Если стрипсам что-нибудь ударит в голову, они нас разнесут, прежде чем Хаб успеет среагировать».
Вздохнув, он вернулся к навигационной консоли и сел в кресло первого пилота.
– Эй, Тански, – бросил он в интерком, – подключи-ка меня к боевой рубке. И дай какие-нибудь инструкции, а то я совсем не умею пилотировать эту напастную хрень.
Сердце молчало. Похоже, у Хаба не было никакого желания разговаривать с Месье, но инструкции дошли, появившись на голоэкране консоли вместе с услужливой иконкой кастрированного искина. Теоретически искусственный интеллект мог сам пилотировать корабль, но кастрация исключала интуитивность принимаемых им решений. В большинстве случаев это означало гибель корабля – достаточно было, чтобы в корабле противника сидел некто, чей разум превосходил схематическое мышление искина. В данном случае его собственный кастрированный искин предвидел действия искина противника, а дополнительный стратегический элемент был на стороне непредсказуемости и импровизации человека. Месье слышал, что этого не могли воспроизвести даже Машины.
