«И теперь этот феномен всех времен нажирается в стельку в грязной забегаловке, – с тоской подумал доктор. – Я его потеряю. Может, он и не сошел с ума, но готов упиться насмерть. Как мне его убедить? Эмма… Не осталось больше ничего. Он всего лишился. Чем его еще расшевелить? Зараза, я в этом совершенно не разбираюсь! Я сам едва тащусь от точки до точки, сам потерял все, что имел: работу, Академию знаний, уважение общества, Научный клан… Что я получил взамен? Презрение со стороны советника Научного клана Ибериуса Матимуса, данные о смерти команды „Орхидеи“ и упоминания в Потоке вроде „Джонс – компрометирующие эксперименты с глубинным скольжением“. Что еще я могу ему дать, чтобы он меня спас?»
– Капитан, – решительно заявил Джонс, – вам следует с этим покончить. Тому, что случилось, вы все равно уже никак не поможете, – он нервно потер лицо руками. – Подумайте. Вы обзаведетесь новым кораблем, новой командой. А потом… – он наклонился ближе к Грюнвальду, – когда представится случай, отомстите. Я вам помогу. Я останусь с вами, – прошептал он. – Мы отомстим вместе. За Тифф. За Эмму. За них за всех.
«Пожалуйста, – беззвучно прошептал он, глядя, как Миртон медленно поднимает голову от стакана. – Пожалуйста. Такой возможности никогда больше не будет. Я никогда не найду столь же великой цели. Никогда».
Лишь лазурный год с лишним спустя доктор понял, насколько он ошибался.
– Машина, – сказал Тански, затягиваясь цигаркой. – Четвертого класса. Упакованная в пленку. Никогда не включавшаяся. Времен Машинной войны, единственный экземпляр во Вселенной. Что скажете, док?
Они сидели в кабинете доктора, куда Хаб демонстративно напросился какое-то время спустя после их находки. Компьютерщик сперва с любопытством осмотрелся, бросил взгляд на все еще лежавшего без сознания на столе «АмбуМеда» Месье, после чего сам открыл встроенный в стену бар, в котором среди таинственных флаконов с целебными веществами Джонс прятал початую бутылку кое-чего покрепче. Не дожидаясь разрешения, Хаб извлек откуда-то два стаканчика и разлил напиток. В кабинете разнесся легкий запах миндаля, смешанного со спиртом.
– Не обижайтесь, – он протянул доктору стакан. – Есть повод. У меня тоже имелись другие планы, но… когда случается такая сенсация, возникает желание хлопнуть по стопке. Не хотите?
– Давайте, – буркнул Гарпаго и залпом осушил стакан.
В глазах Тански вспыхнули веселые искорки.
– Вот это я понимаю. У вас есть скрытые достоинства, доктор. Я сразу заметил. И сразу подумал, что стоит с вами поговорить.
– То есть? – хрипло спросил Джонс. Хаб затянулся, наслаждаясь струйкой голубоватого дыма.
– Что ж… – пожав худыми плечами, он очертил цигаркой в воздухе какие-то замысловатые фигуры. – Осмелюсь утверждать, что нынешнее положение дел может оказаться нашему капитану несколько не по зубам. Если стрипсы увидят Машину, они пойдут на все, чтобы ее заполучить. Однако они вовсе не дураки. Они починят это старое корыто, и притом быстро, но если Миртон рассчитывает на набитые юнитами чипы, его может ждать жестокое разочарование. Другое дело, если бы речь шла о какой-то ценной машинной технологии: стрипсы заинтересованы в хороших отношениях с потенциальными искателями чего-то подобного и неплохо платят. Но в данном случае ставка намного выше.
– Не понимаю, к чему вы клоните?
– Речь идет о молчании, доктор. Об обычном простом молчании. Не знаю, какая часть Флота Зеро сюда прибудет, но стрипсы как единое целое до определенной степени вполне предсказуемы. Они стараются уподобиться Машинам, а Машинам была свойственна целенаправленность поступков. В Машинах я разбираюсь, поскольку разбираюсь в программах. Вы читали Машинный кодекс? Первый параграф гласит, что целью каждой Программы является реализация. Это самое главное. А стрипсы знают, что реализации их связанных с Машиной намерений может помешать информация об этом. Если Альянс узнает, что нечто подобное находится в руках стрипсов, он пойдет на все, чтобы его заполучить. И потому стрипсы всех нас вырежут, как только получат то, чего хотят. Или спасут, – он выпустил облачко дыма. – Хрен редьки не слаще.
– Но ведь Альянс уже знает… и, похоже, тот эсминец из близлежащей системы…
– Верно, – согласился Тански. – Но они знают лишь о том, что мы перехватили некий фрагмент того призрачного транспортника. Это могло быть что угодно: электронные зубочистки, наборы модулей памяти, оружие, – компьютерщик снова взмахнул цигаркой, очертив в воздухе огненный зигзаг. – Все это достаточно дорого стоит, но ставка неизмеримо возрастает, когда речь идет о функционирующей Машине, да еще Машине такого поколения. Знаете, как называли Машины четвертого класса? Преемниками. Это они должны были занять наше место – сразу же после того, как истребили бы нас всех.
Хаб замолчал и затянулся, ожидая, пока доктор переварит услышанное.
– И что вы предлагаете? – наконец спросил Джонс.
– Сперва я думал повредить Машину, – признался Хаб. – Бездействующая Машина уже не столь опасна. Она становится артефактом – ценным, но всего лишь артефактом. Стрипсы в нем покопаются и, может, что-то узнают, а может, и нет. В любом случае нас они не тронут. Но как для вас, так и для меня это было бы чересчур болезненное решение – мы оба люди науки. И потому я отверг его как неприемлемое.
Уничтожить Машину! Гарпаго стало нехорошо. Единственная Машина в Выжженной Галактике… невероятная ценность… и этот безумец еще рассматривал подобный вариант?
«С ним следует быть поосторожнее, – решил доктор. – Слишком уж он… скользкий. Вряд ли он до конца искренен. Что-то бормочет себе под нос, когда думает, будто никто его не видит, сканирует нас взглядом. Иногда замирает без движения, а его пальцы пляшут по невидимой клавиатуре. Кто знает, не подключен ли он дистанционно к Сердцу? „ПсихоЦифр“ определил его как асоциальную личность с чрезмерными амбициями. Эгоцентрист, самоучка, полностью очищенные данные в реестрах. Я ничего о нем не знаю. Вообще ничего. Так же, как и о Месье. Однако „ПсихоЦифр“ указал именно на них».
– Потом я подумал о варианте номер два, – продолжал Тански. – Убедить капитана в наличии риска, связанного с этой так называемой «сделкой», и уговорить его сбежать сразу же после ремонта корабля. Но у меня такое впечатление, что он на это не согласится. Я в этом почти уверен. Капитан хочет избавиться от Машины – вы это видели, и я это видел. Она ему отвратительна, и он ее боится – что, естественно, вполне понятно. Он никогда не пытался взглянуть на ситуацию шире. И потому я убежден, что нам остается лишь третий вариант, – он замолчал, словно заранее запланировал эффектную паузу.
– То есть? – спросил Гарпаго.
– Я должен получить полный доступ к «Ленточке», – с болью в голосе объяснил Хаб. – Обойдя импринт Грюнвальда. Как я понимаю, импринт, чем бы он ни являлся, обеспечивает капитану своеобразное единение с кораблем. Это ценное качество, даже достоинство, но не в нашей ситуации. Мне нужна безраздельная власть над «Ленточкой». Над стазисом, Сердцем, глубинным приводом, реактором… И все это для того, чтобы нас спасти.
