Блум села на постели, ощущая холод, как обычно бывало после чересчур напряженного пребывания в системе, и машинально почесала плечо возле контактного интерфейса – порта доступа персоналя, позволявшего подключаться к Потоку через нейроконнектор.
– Ладно, – хрипло проговорила Керк, вновь включая нейроконнектор и консоль. Теперь она уже могла беспрепятственно пробиться через скопированные сетевые экраны. – Посмотрим, что тут у нас.
Передача Вальтера Динге и передача с Лазури длились около трех стандартных лазурных минут. Керк Блум включила воспроизведение, чтобы первой услышать то, что хотел получить Нат.
По мере того как она слушала, ее прекрасные миндалевидные глаза становились все шире.
3. Сюрприз
Неизбежен вопрос: что я могу сделать для Плана? Ничего. Ты не можешь быть лишь препятствием для его реализации. Необходимо обретение технологического спасения.
Выдержки из «Плана стрипсов»
Глубина.
Ученый конца ХХ века доимперской эпохи, некий Ален Аспект, обнаружил, что субатомные частицы взаимодействуют между собой не только мгновенным образом, но и вне зависимости от разделяющих их расстояний. Каждая электронная частичка тотчас же знает, что происходит с другой частичкой на другом конце Вселенной. Вселенная оказалась Великой Одновременностью, которую благодаря глубинному приводу Гарольда Крэмптона можно было пересечь, оказавшись в предварительно занесенной в каталог точке Галактики. Если, конечно, удавалось рассчитать параметры такой точки.
Экстраполяция данных прыжка была не единственным ограничением. В зависимости от массы корабля и мощности глубинного привода, а также таких данных, как параметры переменных векторов или гистерезис, использовавший прыжковую экстраполяцию корабль мог позволить себе прыжок в радиусе всего лишь нескольких световых лет, не рискуя исчезнуть в космической бездне. Любая малейшая ошибка в расчетах могла отбросить его за миллионы или триллионы километров от цели, тем самым обрекая на гибель во вселенской пустоте. Поэтому в имперскую эпоху, когда Галактикой правила Старая Империя (называвшаяся тогда не Старой, а Галактической Империей), беспилотные зонды с глубинным микроприводом засевали межзвездное пространство семенами локационных буев, оборудованных глубинными передатчиками, которые позволяли более дальние прыжки, хотя и не превосходившие пятнадцати световых лет. Соответственно, чтобы пролететь через всю Галактику, имевшую в поперечнике около ста двадцати тысяч световых лет, теоретически требовалось совершить восемь тысяч прыжков по пятнадцать световых лет каждый, хотя физически – учитывая материальные ограничения и необходимость заряжать реактор – это было невозможно.
Так или иначе, Галактика постепенно каталогизировалась – хотя разумнее было бы говорить, что ее покрыла сеть соединенных между собой точек. Вряд ли стоило считать ее точной картой – настолько огромным было разделявшее точки расстояние. Но чтобы создать даже такую сеть, человечеству пришлось дожидаться рождения Крэмптона, который показал, как совершить прыжок через таинственное пространство, находившееся одновременно во Вселенной и за ее пределами.
Прыжок через Глубину.
На «Ленточке» не было ни единой живой души.
Выдернув корабль из Глубины, глубинный привод медленно угасал, уступая место остальным навигационным системам, получавшим питание от реактора. Символ глубинного привода – двойной круг – все слабее мигал в уголках экранов, пока наконец не исчез полностью. Корабль разгонялся до половины скорости света, постоянно отслеживая перегрузку, которую уравновешивали антигравитоны.
Компьютерное Сердце «Ленточки» с тихим жужжанием перерабатывало данные, считывая их с модулей и кристаллов памяти. Мозг Сердца – небольшой нейронный генокомпьютер предпоследнего поколения – двукратно тестировал все системы корабля. Лишь проведя все необходимые расчеты, он принял решение о подаче на борт кислородно-азотной смеси и воскрешении экипажа.
Слово «воскрешение» заменило «пробуждение» после того, как человечество уже поняло, что Глубину можно безопасно преодолеть лишь благодаря стазису. В отличие от использовавшегося ранее анабиоза стазис не замораживал организм, но вводил его в воистину шредингеровское подвешенное состояние, когда, подобно знаменитому запертому в ящике коту жившего в доимперские времена физика, человек в состоянии стазиса не был ни жив, ни мертв, пребывая в итоге в полной безопасности. И, хотя иногда все же употреблялись слова вроде «пробуждение» или «выход из стазиса», все прекрасно понимали, что речь идет о чем-то значительно более глубоком.
Производством позволявшего войти в это состояние наркотика, который называли гасителем, стазисом или «белой плесенью» по цвету планеты, откуда его доставляли, занимался исключительно Научный клан. Естественно, пытались искать и другие решения – в конце концов, бессознательного состояния можно достичь множеством способов. Однако еще во времена Старой Империи стало ясно, что усыпленный или замороженный мозг может воспринимать данные даже вопреки собственной воле, а данные эти могут рано или поздно привести к безумию и смерти, ибо пребывание в Глубине в сознании вызывало не до конца объясненный прогрессирующий распад нейронных связей. Итогом становилась неизбежная смерть мозга, а предшествовавшему ей состоянию могли бы позавидовать продвинутые шизофреники и психопаты.
Судя по историческим сведениям, лишь Машины, как до этого часть Иных, могли беспрепятственно преодолевать Глубину – что в конце Машинной войны едва не привело к вымиранию человечества. Многие заплатили смертью за знание о том, что корабли Машин способны реагировать сразу же после появления из Глубины. Человечеству же требовался стазис, так что было решено, что расстояние и время, необходимые для полета сквозь Глубину, определяются не только объемом энергии, поставляемой реактором глубинному приводу, или тоннажем самого корабля, но и количеством требовавшегося для этого наркотика, дозы которого, рассчитанные Сердцем, позволяли совершить полет без послеглубинных осложнений.
Пинслип ожила первой.
Так было всегда – насколько она себя помнила, ей требовались самые маленькие дозы гасителя, а процесс воскрешения происходил у нее почти мгновенно. Когда-то, еще во времена учебы, кто-то угостил ее нелегально добытой дозой разведенного стазиса, после чего она тут же свалилась, и пришлось вызывать реанимационную бригаду. Случившееся нисколько не способствовало ее будущей карьере астролокатора и обошлось в немало дополнительно оплаченных сессий ПСП, или Подготовительной стазис-программы, которую ей пришлось пройти, чтобы попасть хоть на какой-нибудь корабль с глубинным приводом. Время показало, что расходы окупились с лихвой.
Она лежала на разложенном в стазис-навигаторской кресле не шевелясь – единственным ее движением стало поднятие век. Далеко не каждому капитану было по нраву, когда кто-то из команды воскресал раньше него. Она мысленно отсчитывала секунды – одну, вторую, третью… а дойдя до пятой, услышала кашель первого пилота Эрин Хакль.
– Никак не привыкну к этому дерьму, – заявила Эрин, хлопая по кнопке, переводившей кресло в сидячее положение. – Кто-нибудь уже тут?
