Миртон повернулся к нему и медленно, сам того не сознавая, провел ладонью по лицу.
Пинслип знала, что ей делать.
Она медленно шла вперед, наконец обретя полное спокойствие и отдавая себе отчет в своих поступках. Под ее ботинками хрустели небольшие ниточки инея – она слышала их, словно биение собственного сердца.
На подсознательном уровне она чувствовала, что блокировка снята и трюм будет открыт. Иначе и быть не могло – она в этом нисколько не сомневалась. После всей суматохи, вызванной нападением стрипса, а потом из-за Месье, Грюнвальд почти наверняка не поставил блокировку – слишком многое свалилось ему на голову.
«Ты ничего не понимаешь, Вайз. Но поймешь. Когда увидишь. Нечто времен Машинной войны.
Все погибнут, Вайз. Все рассыплется словно карточный домик. Выжженная Галактика. Война. Все, во что ты когда-то верила.
Это я – Напасть».
Дверь в грузовой отсек была закрыта, но блокировка на ней не стояла. Открыв ее без особого труда, Пин шагнула в темноту. Датчики ощутили ее присутствие, и в трюме начали мигать медленно зажигающиеся огни.
Он лежал там, недалеко от трупа киборга… в открытом… саркофаге, механическом гробу. Как всегда, прекрасный. Арсид. Ее Принц.
Присев возле Машины, Пинслип Вайз взглянула на прикрытое пленкой лицо с закрытыми глазами. Медленно и неуверенно она взялась пальцами за край защитной пленки, и та с негромким чавканьем отклеилась. Это был он.
«Ты исчезнешь или нет?»
«Да, конечно, если только ты меня поцелуешь. Даром ничего не бывает».
Пин протянула к Машине руку, но тут же ее опустила. Сердце ее колотилось так сильно, что она едва могла дышать.
«Поцелуй меня. Мы не скоро увидимся. Поцелуй меня и скажи то, что всегда хотела сказать».
– Нет, – проговорила Пин. – Не скажу.
А потом, уже ни о чем не думая, поцеловала своего Принца.
III. Глубина
1. «Дракониха»
Изоляция больных послеглубинной болезнью необходима в восьмидесяти шести процентах случаев. По невыясненным причинам нейронная дефрагментация вызывает у них не только расстройство сознания, но и деструктивное поведение. Глубокое сканирование мозга показывает изменения даже на уровне микротрубочек и сильные нарушения сенсорной информации. По невыясненным причинам бо́льшая часть заболевших демонстрировала психоактивные симптомы и становилась опасной для окружающих. Лишь четырнадцать процентов из них впадали в летаргию или средневековый ступор, не реагируя на какие-либо попытки стимуляции.
«Классификация болезней», альманах врачебного корпуса Научного клана, фрагмент вступления к части, посвященной послеглубинной болезни
– Успокойся, Миртон, – улыбнулась Эмма Немо. – Выключи это, ради Напасти, иначе воткну тебе эту голокамеру в твое Пепелище.
– Уже выключил! – Он махнул рукой и убрал устройство. – Может, секунда записалась…
– Покажи, – хихикнула она, опрокидывая его на койку. – Что ты там… погоди-ка!
– Эй, оставь! – запротестовал он, но Эмма схватила гаджет и нажала кнопку. Небольшой голообъектив, зашелестев, выплюнул ее силуэт.
– Успокойся, Миртон, – улыбнулась голограмма, а затем, как он и говорил, тут же погасла.
– Повезло тебе, – заявила первый пилот «Драконихи». – Естественно, ты это сотрешь.
– Естественно, нет.
– Сотрешь!
– Сейчас я тебе сотру… – пообещал он, заваливая ее на спину. Черные, подстриженные под мальчика волосы рассыпались по подушке. Камера упала на пол, и до них снова донеслось негромкое: «Успокойся, Миртон».
– Мне успокоиться? – спросил он, с тихим шорохом расстегивая молнию ее комбинезона. – Точно?
– Нет… – прошептала она. – Вдруг кто-нибудь войдет…
– Никто не войдет в капитанскую каюту без разрешения капитана, – прошептал он в ответ и наклонился, касаясь губами освобожденной от комбинезона груди. Эмма застонала. – А капитан, – продолжал Грюнвальд, – сейчас очень-очень занят.
– Мирт…
– Тихо, – проговорил он, расстегивая до конца ее комбинезон и поспешно стаскивая свой. – А то услышат…
– Рукав Лебедя, – сообщил астролокатор «Драконихи» толстяк Зед Делл, не переставая поедать хрустящие хлебцы. – Внешний Рукав, ближе всего к Галактической границе. Если повезет, может, увидим Луч. Ты хотела бы, Тиффи?
– Обжираешься, Зед, – ответила его сестра из Сердца. – Опять прыщи вылезут.
– И что с того? Будут на роже целые солнечные системы, – усмехнулся он.
– Скорее астероиды, – заметила она. По вмонтированному в навигационную консоль интеркому Зед услышал ее вздох, смешанный с треском клавиатуры. – Скучно. Когда мы отсюда улетим? Эта пустота меня добивает.
– Извини, но между Рукавами всегда так. – Зед разгрыз очередной хлебец. – В любом случае не столь уныло, как на Галактической границе. Тут хотя бы есть немного пыли.
– Пыли?
– Межзвездной пыли, которая возникает вследствие конденсации в межзвездном газе, где ядрами конденсации являются многоатомные частицы газа. Мы будем лететь сквозь немалое количество пылевой материи, но магнитные поля защитят нас без особых проблем. Пыли в сто раз меньше, чем газовой материи.
– До чего же захватывающе.
– Чувствую иронию.
– «Газовая материя»… Меня сразу же дрожь пробрала.
– Так и должно быть. – Зед потряс пакетиком перед интеркомом. – Ты знаешь, что в межзвездном пространстве содержится формальдегид, гидроцианид или цианоэтилен? Это бульон, из которого возникают сахара, пиримидины и пурины, а из них, дорогая, лепится ДНК. Жизнь есть везде, даже между Рукавами. Хотя выжгло ее немало.
– Ладно, с меня хватит, – вздохнула Тиффи. – Очередная лекция господина Чокнутого. Галактика-сралактика. Сахара-шмахара.
– Не бойся, скоро тебе не придется ни о чем думать, – фыркнул ее брат. – Скоро ты окажешься в блаженном неведении стазиса. Между Рукавами нужно совершить целую серию прыжков. А если тебе уже сейчас скучно, всегда можешь поступить так же, как Гарпаго.
– Ему незачем сидеть и следить за системами. Никто не воскресит его от гасителя, разве что если ты заработаешь понос от той дряни, которую жрешь. Если уж тебе охота потрепаться, скажи лучше, далеко еще до Рукава Лебедя?
– Один прыжок, хотя и длинный. Почти пятнадцать световых лет, но все равно неплохо, – Зед чавкнул и выплюнул засохший хлебец на консоль. – Мы в транзите. Радуйся, что большую часть пути мы преодолели через Искру Угольника. Иначе мы бы быстро выдохлись, даже пользуясь промежуточными станциями с зарядными установками для реактора. Дурацкая тысяча световых лет – это ведь шестьдесят шесть и шесть десятых прыжка. Тут было бы еще больше.
