Пока Немо совершала невероятные пируэты, бочки и взлеты, Карвак вертелся вокруг собственной оси, подключившись к системе боевой рубки, нажимая ногами на педали и стискивая ручки управления, позволявшие одновременно стрелять из нескольких видов оружия сразу.
– Мы попали, – простонала Эмма. – Во имя Ушедших! Попали!
Миртон не ответил, тоже потянув за ручку управления и пробежав пальцами по навигационной консоли. Мониторы и голограммы показывали оторванную башенку «Кармазина», за которой тянулась волна дыма, искр и огня.
Каким-то чудом Карвак пробился сквозь магнитное поле фрегата и вызвал целый ряд разрушений вдоль левого борта. И все указывало на то, что это еще не конец – точечный обстрел продолжался: красные пучки лазера, рваная зелень плазмы и желтые энергетические шары, выплевываемые турбинными пушками, бомбардировали ослабленный бок корабля безжалостно и методично, словно припечатывая его судьбу. И тут они получили ответ.
Выстрел сразу же лишил их магнитного поля, а следующий, столь же быстрый, как и первый, вырвал их из безопасной инерции, создававшейся антигравитонами. Они дрейфовали, ощущая боль от внезапной перегрузки, растерянные и беззащитные, под ругательства Карвака, едва сдерживаемые рыдания Эммы и ледяное молчание Миртона.
– Прыжок, – прохрипел Грюнвальд. – Прыжок.
– Нет… пожалуйста…
– Прыжок, Эмма. Следующий выстрел… нас убьет. И она это знает.
«Кармазин» висел над ними, уже поворачиваясь неповрежденным правым бортом. Инерция вернулась, антигравитоны возобновили работу, но от магнитного поля почти не осталось и следа. Корабль тряхнуло – очередное попадание показалось им ободряющей трепкой.
Миртон нажал кнопку счетчика, возобновляя отсчет. Им осталось меньше минуты.
– Карвак, стазис.
– Да. Напасть… прошу прощения, капитан.
– Это я прошу прощения. Извини, Карвак.
– Напасть его дери. – Оружейник прервал связь.
Они остались одни, но Грюнвальд не в силах был взглянуть на Эмму. «Дракониха» стонала, словно издыхающий зверь.
– Мирт… – прошептала первый пилот. – Прошу тебя…
– Все будет хорошо, – пообещал он. Ничего другого в голову ему не пришло.
– Нет, не делай этого… – голос ее дрожал на грани паники. – Я боюсь!..
– Я люблю тебя, Эмма.
– Нет… пожалуйста, нет!..
– Я люблю тебя, – повторил он, но она его уже не слышала. Снадобье сделало свое дело. Она лежала без сознания, имея пятнадцатипроцентный шанс остаться в живых, среди воя сирен, ослепленная гаснущими огнями стазис-навигаторской. Что-то трещало – голограмма показывала растущие деревца разрушений. Обшивка корпуса. Кронштейны. Изгиб конструкции под влиянием перепада давления. Пробоина в машинном отделении.
«Дракониха» умирала, и никто не брался утверждать, что она выдержит глубинный прыжок.
Грюнвальд позволил креслу опуститься в лежачее положение, а яду Паллиатива – заполнить его кровеносные сосуды. По щекам его стекали слезы, но он ничего не замечал. Несмотря на действие снадобья, он все еще не мог лишиться чувств, словно для него это было наказанием, которое он желал понести.
Ему хотелось засмеяться – он сам не знал отчего. Ему хотелось еще раз произнести ее имя. Но он не успел.
Неожиданный ускоренный прыжок лишил его способности дышать и последних трезвых мыслей.
2. Поддержка
Действующая производственная линия ОКЗ – оптимальное решение. Мы не запрещаем модификацию наших кораблей, если она не противоречит пактам Альянса относительно вооружений. Конструкция кораблей имеет модульный формат, и существует возможность ее последующего усовершенствования, если оно проводится на наших верфях или верфях, имеющих наш сертификат, мы не видим в этом никаких проблем. Однако мы не можем согласиться на неофициальную модификацию нашей продукции. Нелегальные верфи и верфи, не имеющие сертификата ОКЗ, должны отдавать себе отчет в том, что каждая неправомочная модификация корабля ОКЗ делает недействительной предлагаемую нами гарантию.
Фрагмент интервью с Астисом Корелем, владельцем Объединенных космических заводов, на тему нелегальной модификации космических кораблей
Планета была старая, наполовину выжженная и серая.
Она вращалась вокруг самой яркой звезды в созвездии Цефея, в неполных пятидесяти световых годах от легендарной Солнечной системы. Люди во времена до Империи дали ей название Альдерамин, и точно так же называлась система, с центральной звездой почти вдвое тяжелее Солнца. Серая планета носила имя Альдера, и открыли ее лишь во времена Галактической Империи. Машины выжгли ее наполовину, не придавая ей особого стратегического значения, хотя это казалось невероятным: все-таки система Альдерамина находилась в Рукаве Ориона, с которым сражающиеся стороны обошлись особо жестоко во время Машинной войны.
Вальтер Динге терпеть не мог Альдеру.
Он терпеть не мог заглушавшую большую часть цветов серость, скверно терраформированную атмосферу, пронизываемую кислотными дождями, и покрытые серым мхом скелеты старых городов Империи. Он терпеть не мог тянувшиеся на километры шахты, разрывшие поверхность Альдеры и образовавшие лабиринт скрывающихся под ее скорлупой туннелей с обитавшими в них гморками.
На Альдере не существовало времен года, так же как и настоящих дня или ночи, разве что если бы кто-то решился выбраться на окутанную вечной тьмой вторую половину планеты, накрытую саваном кислотных туч. Из-за нетипичного состава атмосферы после не слишком удачного терраформирования на поверхности царила странная серовато-мрачная пора, в которой чем-то уникальным выглядели немногочисленные проблески чистого света. Поселенцы могли здесь выжить лишь благодаря частым отпускам за пределами планеты. Если у кого-то не хватало средств, чтобы улететь, он быстро впадал в депрессию. Местный пейзаж вполне годился для фильма ужасов.
Вальтеру Динге не нужен был даже пейзаж.
В своем самом страшном кошмаре, который возвращался к нему в моменты сильного нервного стресса и напряжения, он оказывался в Детской колонии номер двадцать два, как называли один из жилых секторов в Пылевой Звезде. Детские колонии были печальной необходимостью – взрослые жители Альдеры, если не работали бо́льшую часть времени в шахтах, трудились на поверхности, пытаясь отремонтировать поврежденное оборудование. Их дети обычно находились под опекой специализированного персонала и пауканов, как называли восьминогие Машины второго разряда, ползавшие за ними по пятам на случай нападения примитивных и агрессивных гморков.
Короткие ноги Вальтера осторожно ступали по серым камням. В детстве он был хоть и мал, но достаточно ловок. Однако сейчас он спал, и каждый шаг стоил ему немалого труда. Пинки, как он называл своего паукана, семенил рядом, бдительно сканируя окружение пучками зеленоватых лазеров.
