– А стоит ли? – спросила Кон. Совершенно очевидно, что она мечтала, чтобы он ответил «нет». – Мы ведь видели с дерева! Это очень далеко!
– Но не вечно же нам здесь сидеть, – заметил Фред. Он больше всего на свете хотел спуститься на плоту по реке и добраться до места, отмеченного крестиком. Ему не терпелось почувствовать себя исследователем. Его мучил голод, который было не утолить едой: перед ним были открыты все пути, и страх тесно переплетался с надеждой.
– Вы смеетесь? – Кон смотрела то на Лайлу, то на Фреда.
– Но у нас есть карта, – тихо сказала Лайла. – На этот раз мы будем знать, куда направляемся.
– Но вы ведь не знаете, что ждет нас в конце! – Кожа Кон пошла красными пятнами.
– Но что-то там должно быть, иначе и карту бы не составили, – заявил Фред.
– Но что, если крестик означает: сюда не ходи, иначе тебя растерзают под покровом ночи?
– Но разве ты не хочешь отсюда выбраться? – спросил Фред.
– Хочу! Здесь ужасно! – бросила Кон. – Здесь комары и муравьи! Меня все время кто-то кусает! И мне постоянно хочется есть! И я не хочу идти по карте непонятно куда – я просто хочу домой.
Макс проснулся, застонал и потянул Лайлу за рукав. Она от него отмахнулась.
– Я тоже хочу домой! – сказала Лайла, сердито сдвинув брови. – Но тебе здесь не тяжелее, чем всем остальным!
– Нет, тяжелее. – Лицо Кон исказилось до неузнаваемости. – Ты не понимаешь. Тебе проще, потому что ты к этому привыкла! Ты здесь выросла!
У Лайлы округлились глаза.
– Я живу в городе, – пораженно пробормотала она. – У нас есть столовая!. И серебряные подсвечники! Я не в джунглях родилась!
– Но ты себя нормально чувствуешь, – процедила, Кон, – а меня тошнит каждое утро! – Она стукнула кулаком по влажной земле, и во все стороны полетели грязные брызги.
– Меня тоже! Я хочу…
– Здесь так ужасно, что у меня дыхание перехватывает.
– Думаешь, нам здесь нравится?
– Но ты не одна! – воскликнула Кон. – У тебя есть Макс!
– Именно! И он постоянно плачет! А если он умрет, это я буду виновата!
Услышав это, Макс заревел, содрогаясь всем телом. Он попытался было выбежать из шалаша, но Фред успел схватить его за запястье.
– Ты хотя бы знаешь, что хоть кто-то расстроится, если ты погибнешь! – прокричала Кон.
– Я не виновата, что тебя никто не любит, – бросила Лайла. – Ты не знаешь…
– Хватит! – завопил Макс, подбежал к девочкам и затопал ногами, забрызгивая их грязью. – Перестаньте сейчас же!
Лайла тотчас замолчала, повернулась к брату и позволила ему забраться к себе на колени. Устало смотря на него, она погладила его по спине:
– Не плачь. От этого только хуже.
По щеке у Кон катилась слеза. Фред сорвал листок со стены шалаша и протянул ей. Она вытерла им лицо. Это не помогло.
– Я просто так устала, – сказала она. – И хочу есть. И все тело ломит.
Лайла опустила глаза:
– Я не хотела тебя обидеть.
Повисло молчание. Дождь стучал по листьям у них над головой.
– Мне снятся кошмары о маме, – призналась Лайла. – Мне снится, что она ищет меня, а я сижу на дереве, но не могу закричать. И она не видит меня. – Она немного помолчала. – Вам снятся родители? Фреду только отец и снился. Во снах он всегда был на расстоянии вытянутой руки, но Фред никак не мог дотронуться до него даже кончиками пальцев. Он кивнул, стараясь не выдавать своих чувств.
Кон хотела было что-то сказать, но не решилась.
– У меня все не так, – наконец сказала она. – Я живу с двоюродной бабушкой.
– Что случилось с твоими родителями? – спросила Лайла.
– Они умерли, – ответила Кон и стиснула зубы, всем своим видом показывая, что она не нуждается в сочувствии. – Мама умерла, когда мне было три года, а папа погиб на войне. Потом меня удочерили.
– Но ты только что сказала…
– У них родился свой ребенок, и от меня отказались. Меня отправили к двоюродной бабушке. – Кон пожала плечами, делая вид, что ей все равно. – Ей не очень хотелось меня воспитывать, но других вариантов не было.
– Тебя прогнали?
– Они сказали, что я пугаю малыша. Я его не пугала. Только один раз… он все плакал и плакал, и я легонько его стукнула.
– Ох… – пораженно выдохнула Лайла.
– Не знаю… – Кон помолчала, сглотнула, откусила заусенец и продолжила: – Они сказали, что я кричала на малыша. Но это было только один раз. И он ведь все равно ничего не понял. Какая разница?
Фред кивнул.
– Бабушка отправляет меня на лето к монашкам.
– К монашкам?
– В монастырскую школу. Поэтому я в Бразилии. В прошлом году я училась в Индии. Бабушка говорит, что путешествия сделают меня лучше. Я их терпеть не могу.
– А стать лучше хочешь? – Казалось, Лайла пытается не показывать своего недоверия.
Кон невесело улыбнулась:
– Не особенно. Но ей нравится, когда девочки воспитанны и покладисты. Она говорит, что я грубая. Я не хочу быть грубой. Но когда я пытаюсь быть хорошей – как мне кажется, – она даже не замечает. А может, ей все равно.
Поэтому в основном я просто… Не знаю. Не прилагаю усилий. – Она двумя пальцами вытерла нос. – А еще вряд ли… вряд ли она отправит кого-то меня искать. Денег у нее немного. Мой билет на пароход оплатила монастырская школа. У них есть фонд для сирот войны, – пояснила Кон и сама поморщилась от своих слов. – Для убогих.
– Но ты же сказала…
– Я соврала.
– Похоже, с бабушкой тебе не повезло, – заметила Лайла.
– Это точно, – согласился Фред. Он подумал, не стукнуть ли Кон кулаком в плечо, как делали мальчишки у него в школе, но решил, что это будет неуместно.
– Она просто старая. – Кон глубоко вздохнула, словно наконец сбросила с себя тяжелый груз, и потерла глаза кулаком. – Я раньше никому не говорила о приемных родителях. Не рассказывайте, пожалуйста, никому.
– Кому нам рассказать? – бросил Фред, оглядывая зеленые непролазные джунгли.
Лайла сняла с шеи Баку и посадила его Кон на плечо:
– Пусть у тебя посидит. Не удивляйся, если он попытается съесть твои уши. Он это не со зла.
По щеке Кон скатилась слезинка. Бака ее слизнул.
Фред посмотрел на Кон. Он никогда никого не обнимал, потому что отец не любил объятий – он считал их бесцеремонными и негигиеничными. Но Кон казалась такой хрупкой, такой уязвимой, что Фред сжал руку в кулак, мягко ткнул Кон в плечо и заставил ее покачнуться.
