— Ваш внук полностью исчерпал свой магический резерв и едва не довёл себя до выгорания. Пару недель не сможет пользоваться магией вовсе, да и потом это надо будет делать осторожно. Я бы вам советовал позвать целителя, но мог бы ускорить процесс восстановления.
— Не надо целителя, — хриплю я, едва осознав, что речь идёт обо мне. Уж кто-кто, а целитель точно поймёт, что перед ним не парень. Иначе грош ему цена. А если грош цена, то тем более не надо.
— Юный хали, вы не понимаете, — мужской голос смещается и теперь звучит надо мной. Приходится открыть глаза и взглянуть на невысокого смуглого крепыша, облачённого в что-то наподобие рясы. Служитель Храма, как мне подсказывает интуиция, смотрит на меня неодобрительно. — Ваш резерв почти истощён, ещё немного и наступило бы полное выгорание и тогда ваше восстановление было бы или невозможным, или весьма болезненным и длительным.
— Но не наступило ведь, — несмотря на общую вялость и болезненность любых гримас, я умудряюсь вскинуть бровь.
— И тем не менее, лишь целитель может сказать, какие последствия для молодого неокрепшего организма может иметь ваше состояние, и дать рекомендации, как действовать в дальнейшем, чтобы избежать осложнений, — недовольно поджал губы служитель. — Вам даже не надо никуда идти. Здесь в Храме присутствуют два замечательных лекаря, которые собираются сопровождать караван паломников во имя служения Явару и его пресветлой Матери.
В тоне мужчины слышится искренняя обеспокоенность, потому я игнорирую пульсирующее болью в висках раздражение, и благодарно улыбаюсь ему.
— Спасибо вам за заботу. Но я не собираюсь в ближайшее время пользоваться магией. Если нам с бабушкой и моей сестрой будет позволено отправиться вместе с караваном в Обитель Праматери, думаю будет правильным пройти этот путь со всем смирением перед волей Богини. Физически я чувствую себя вполне сносно, а магия… пускай восстанавливается постепенно. Будет мне урок впредь лучше рассчитывать свои силы.
Служитель вздыхает и уважительно склоняет голову.
— Похвальное стремление, юный хали. Что ж, вижу ваше нежелание продиктовано разумными соображениями, хоть я и не согласен с некоторыми из них. Поэтому настаивать больше не вижу смысла. Единственное, что настоятельно вам порекомендую всё же прислушиваться к себе и, если слабость и головные боли не пойдут на убыль в ближайшие пару дней, обратиться всё-таки к врачевателю, который будет сопровождать караван.
— Обязательно, хали, — медленно киваю. — Благодарю вас за участие и помощь.
Он склоняет голову, явно прощаясь, и удаляется, а я осторожно скашиваю глазами в сторону, ища Гапку. Моя доблестная попутчица, благодаря которой я не запорола весь наш побег, тут же возникает рядом и присаживается возле меня.
— Расскажи мне всё, бабушка, — прошу у неё.
— Ох, Ромин. Слава Богине, ты пришёл в себя. Я так переживала, — она берёт меня за руку, сжимает её то ли поддерживая, то ли ища поддержки у меня. — Когда ты… упал, я не смогла сама тебя дотащить до Храма и попросила случайных прохожих позвать служителей. Они отозвались на мой призыв, а узнав, что мы собирались присоединиться к паломникам и вовсе помогли отнести тебя сюда. Пресветлая Матушка Настоятельница проявила большое участие в нашей судьбе, прислав служителя светлого Явара осмотреть тебя, вместо целителя. Мне пришлось рассказать, что ты надорвался, защищая нас от грабителей. Потому и лицо разбито.
— Лицо разбито? — ошарашенно переспрашиваю я.
— Да. Ты… упал лицом на брусчатку, — едва слышным шёпотом сообщает она мне. — Нос разбит и распух. И синяки под глазами.
М-да. Вот и причина столь приятных ощущений. По описанию сущая красавица. А с другой стороны — замечательная маскировка.
— А где Ляля? — спрашиваю, вспомнив, кто стал причиной моего последнего издевательства над собой.
— Вон она. Играет со своей куклой и новой подружкой, — кивает Гапка куда-то в сторону.
Я осторожно поворачиваю голову и вижу двух девочек в простых платьях без головных уборов. Они увлечённо в четыре руки украшают волосы Ясмины, сидя на соседней через одну койке. Недоумённо скашиваю глаза на Гапку.
— Здесь можно не прятать её лицо? — едва слышно интересуюсь у старушки, так чтобы больше никто не слышал.
— В Храме Богини детям можно. Здесь собрались в основном женщины и дети. Мужчины, которые будут их сопровождать, живут в другом здании. А служителям Явара, помогающим при Храме его Матери, из-за их обетов не строго возбраняется видеть лица чужих женщин.
Слушая объяснения старушки, я пытаюсь разложить для себя всё по полочкам. Как всё запутанно. Боги этого мира, в которых мне в моей ситуации не верить не получается, Праматерь, Явар, кажется, Навий какой-то ещё имеется. Все эти храмы, служители, обычаи, правила. Как в этом разобраться, не выдавая себя? Да ещё эти босварийские традиции. Хотя, они мне в некоторой степени на пользу. И, кстати, о них.
— А почему я здесь, бабушка? С женщинами? — не то чтобы мне хотелось к мужикам, но как-то странно, что парня с женщинами поселили. Или в Храме свои законы?
— Ляля устроила истерику, когда нас попытались разлучить, — вздохнула Гапка, бросив сочувственный взгляд на малышку. — Цеплялась за тебя, плакала. На эти вопли вышла сама Настоятельница и велела пока тебя положить в общем зале, вместо лазарета, тут всё равно сейчас почти никого нет, и я всем сказала, что ты несовершеннолетний. А на ночь нам, возможно, выделят какую-то отдельную комнату, чтобы не травмировать твоим отсутствием сестру, которой и так пришлось многое перенести. Мне пришлось поведать нашу… историю. И про вашего отца, и про то, что ваша мать в лечебнице.
Получается, наша легенда уже пошла в люди. Вот и ладушки. Расслабившись, откидываюсь на подушки и наконец осматриваюсь вокруг. Мы находимся в просторном помещении, заставленном кроватями. Высокие колоны, витражные окна, узорчатая лепнина. Высоке двойные двери и несколько поменьше. Мраморный пол, застеленный коврами. Красиво. Похоже на то, что я видела во сне с Богиней, но в более… восточном стиле. Или здесь уместней сказать босварийском? В зале действительно почти никого нет, кроме парочки женщин, одна из которых, судя по всему, и является матерью второй девочки, ибо периодическ бросает на ту наблюдающие взгляды.
— Ромин, — снова касается моей руки ладонь Гапки, привлекая внимание.
— Мм?
— Нам нужна в дорогу провизия и одежда для Ляли. Я могу сходить на рынок, если ты в состоянии присмотреть за… сестрой, — объясняет она мне очевидные вещи, о которых я, каюсь, пока не подумала.
Виновато смотрю на пожилую няню, ставшую для меня настоящим спасением. Мне бы сходить с ней, чтобы она сама этим всем не занималась. Но даже, если я себя сейчас соскребу с этой койки, тащить мелкую в город — настоящая глупость.
— Конечно, в состоянии, — осторожно киваю Гапке.
Она смотрит на меня оценивающе, словно измеряет на глаз уровень моих жизненных сил. Приходится ободряюще сжать морщинистую руку и улыбнутся, изображая отсутствующую бодрость.
