А оказалось вот как. Я сейчас в его мире. И это, капец, реальность. И наша предстоящая встреча тоже реальность. И мне… немножко страшно. Ладно, не немножко. А вдруг он реальный не такой, каким я его представляю? А вдруг и я для него окажусь не такой? А-а-а-а. Как же всё сложно! Вот пока из дворца думала, как убежать, убегала, из города выбиралась, размышлять обо всём этом времени не было, а сейчас, чувствую, эти мысли меня ещё не раз догонят. Хотя что толку их мусолить? Встретимся, тогда и разберёмся. Только если бы оно так просто контролю поддавалось.
Соединив в замок прямые руки за спиной и склоняясь вперёд, растягивая подколенные сухожилия, я внезапно лопатками чувствую, что за мной наблюдают. Поднимаюсь и поворачиваюсь, оглядываясь вокруг, но замечаю лишь краешек карильи скрывшейся за камнями женщины. Нет, нам точно надо поговорить. Поправляю куфий на голове, направляюсь к месту стоянки, намереваясь привести в исполнение это решение, но это оказывается так просто. Стоит мне появиться на поляне, как в руки вручают миску с какой-то мясной кашей, краюхой хлеба и куском солёного сыра, притом делает это не Гапка, а одна из наших попутчиц из фургона.
— Подкрепись, хали Ромин, бабушка твоя уже извелась, переживая что ты поесть не успеешь, — ворчит добродушно женщина, а я, поблагодарив, нахожу глазами няню Мирэн. Она как раз кормит Ляльку и как-то слишком усердно не замечает мой взгляд. И тут сложно.
Только бы не натворила глупостей. Меня она может знатно подставить, но как это предотвратить? Как не крути, разговор — единственный вариант. А насколько откровенный, посмотрим.
Вот только разговора со мной Гапка усердно избегала всё то время, что длился привал. А потом при всех в фургоне поговорить, естественно, тоже не было возможности. Но самое неприятное заключалось в том, что она стала не менее усердно отвлекать Ляльку, не позволяя той ко мне лишний раз приближаться. Сначала я на это даже не обратила внимания, но к вечернему привалу не заметить её манипуляций было уже просто невозможно. И вот тут уже поднимался другой вопрос. Что она себе придумала? Слишком уж настороженные, изучающие и напуганные её взгляды я порой на себе ловила.
Не получилось поговорить и вечером. Избегая смотреть в глаза, Гапка вручила мне ужин, покормила сонную кроху, поела сама, отказалась отойти поговорить под предлогом, что устала и девочку надо спать укладывать, и даже попросила моей помощи, чтобы Ляльку отнести в фургон. А потом выдала мне одеяло и прошептала, что я, как парень, должна спать у костра, а не с женщинами в фургоне.
— Прости, Ромин. Но по-другому нельзя. Не поймут, — бросила она выразительный взгляд на наших попутчиц.
— Всё в порядке, бабушка, — улыбнулась я. — Как-нибудь переживу.
— Не ложись рядом со всеми, — прошептала старушка, глянув искоса. — Куфий может во сне сползти и выдать тебя.
Разумно. Кивнув, я пожелала ей доброй ночи и отправилась искать себе место для ночлега. Ночь выдалась тёплой. Земля за день нагрелась так, что и без костра не замёрзну, даже в тонком одеяле. Так что, отойдя в сторону, я постелила себе у валуна и раскидистого дерева рядом с ним. Усталость брала своё. Это тело к походным условиям, конечно, непривычное, но в прошлой жизни ночевать под открытым небом в походах мне доводилось, так что, умостившись, я довольно быстро уснула, погрузившись в какие-то сумбурные бредовые сны.
Пробуждение получилось странным.
Рядом кто-то едва слышно бубнит, на лице у меня лежит какая-то тряпка, закрывая глаза. Руки почему-то сложены на груди в замок и ладони связаны. И вдобавок к этому меня усердно чем-то посыпают. Мотнув головой и сдвинув с глаз неплотную повязку, я в полном офигении таращусь на Гапку. В свете луны её раскачивающаяся фигура выглядит гротескно и даже жутковато. Старушка с закрытыми глазами, чуть не плача, напевает что-то, похожее то ли на молитву, то ли на заклинание. И пригоршнями разбрасывает надо мной какой-то белый порошок, то и дело заставляя жмуриться, чтобы в глаза не попало.
— А что ты делаешь? — интересуюсь я, как можно спокойней. Руки связаны неплотно. Оружия у неё вроде как нет. Вырваться и сбежать ещё успею. Но интересно ведь. Магичит, или дурью мается?
Гапка вздрагивает и смотрит на меня ошарашенно. Словно это не я, а она меня за столь бредовым занятием застала.
— Девонька моя, ты не бойся, я выгоню это из тебя. А если сама не осилю, то слуг Явара попрошу.
— Что выгонишь? — кочуют мои выпученные глаза на лоб.
— Беса, который в тебя вселился.
А-а-а-а. Не выдержав, я начинаю тихо хрюкать от смеха, стукнувшись затылком об землю. Бедная старушка в ответ высыпает на меня целую горсть соли, как на вкус оказалось, заставив отплёвываться и жмуриться. Это было бы жутко, если бы не было так смешно. Понимаю, что веду себя неуместно, но, видимо нервное напряжение сказывается, и остановиться не могу. Вот уж точно, чего не ожидала, что меня за нечисть примут.
— Изыди, коварный, — всхлипывает Гапка.
— Я не бес, — подавившись нервным смехом, сообщаю ей, осторожно приоткрыв один глаз.
— А кто? Моя Мирэн была совсем другой. Не имела такой большой силы. Она не умела по стенам лазить, с лошадьми говорить. И не творила такие странные вещи, как ты сегодня днём. Ты вселился в неё, когда она выпила тот яд и чуть не умерла, — шипит старая преданная няня, готовая отстаивать свою подопечную даже у беса. Тут уже не до смеха. Сердце щемит от необходимости сказать правду.
Вздохнув, произношу то, что скрывать больше не имею права.
— Мирэн умерла, выпив тот яд. Её больше нет. Мне жаль.
Гапка отшатывается, смотря на меня глазами, полными слёз, боли и страха.
— Кто ты? — спрашивает шёпотом, прижимая ладонь к губам.
— Не бес. Меня зовут Рамина, — тихо признаюсь ей, грустно закрывая глаза. — Я была обычной девушкой в другом мире и умирала от неизлечимой болезни. Но очень хотела жить. А твоя Мирэн выбрала смерть и хотела умереть. Ваша Богиня предложила мне занять её место. И я согласилась. Теперь в этом теле другая душа. Моя.
Осторожно освобождаю руки, сажусь и поднимаю взгляд на шокированную старушку. Она недоверчиво рассматривает меня, словно впервые видит. И плачет. Тихо, безысходно, горько. Не выдержав, подаюсь к ней и крепко обнимаю, прижимая к себе. Она вздрагивает, замирает настороженно поначалу, а потом, обмякнув, цепляется за меня.
— Это я её убила, — шепчет потерянно. — Я не смогла противостоять её дару, принесла тот яд проклятый, не отговорила. Ох, девонька моя. Как же так? Как же так? Умерла. Умерла. Не уберегла я ни её, ни Солю.
— Не ты виновата, я ведь знаю, как действует эта сила. Мирэн сама так решила, и в этом нет твоей вины. Она переродится. И проживёт другую жизнь, счастливую, — пытаюсь я хоть как-то успокоить пожилую и разом сникшую женщину, дать ей новый смысл. От её горя сама чуть не плачу, сглатывая горький ком в горле. — Нам нужно позаботиться о Лале. Отвести дочь Соли в Обитель Праматери. Защитить от человека, из-за которого уже умерли обе твои подопечные. Помоги мне, пожалуйста. Я почти ничего не знаю про этот мир. Без тебя мне не справиться. Пожалуйста, не бросай меня.
