Знаю, что играю нечестно. Но сейчас я готов использовать все возможные способы, чтобы привязать её к себе, моей дочери, моему дому, чтобы привязать её к жизни. И она вознаграждает меня неуверенным кивком.
— Да. Я согласна. Это наименьшее, чем я могу отблагодарить вас и вашу дочь.
— Хорошо. И раз мы пришли к этому соглашению, я вызову для тебя целителя. И не спорь. — довольно завершаю я наш разговор и увлекаю её из кабинета.
Рука сама собой ложится на тонкую талию. Потребность в прикосновениях к ней выше меня.
— Сколько тебе потребуется времени, чтобы узнать насчёт сестры? — спрашиваю я, когда мы оказываемся рядом с её дверью.
— Не очень много. — хмурится она, словно решает какой-то очень важный вопрос.
Застывает возле двери и, вместо того, чтобы открыть её, медлит, задумчиво покусывая губу. И вид зажатой белыми зубками нежной плоти настолько меня увлекает, что я не сразу слышу её тихую просьбу.
— Что? — переспрашиваю недоверчиво. Мне наверное послышалось.
Она хмурится, явно уже жалея, но всё-таки повторяет.
— Вы не могли бы… присутствовать? Я… мне возможно понадобится открыть дверь. А без вас это будет нарушением клятвы.
И берётся таки за дверную ручку.
(Шэмани)
Я чувствую, что он удивлён моей просьбой. И, наверное, я сама удивлена. Но мне отчего-то невыносима мысль остаться сейчас одной. Я… боюсь. Именно так. Мне безумно страшно узнать, что Ави больше нет. Все эти годы именно надежда спасти её, была основной силой, которая держала меня несмотря ни на что. Это был тот якорь, без которого я не представляла, что делать. Поэтому и попросила у мужчины, чьё присутствие делало меня настолько живой, чтобы он побыл рядом.
— Да. Конечно. — кивнул он и сам открыл дверь в выделенную мне спальню. — Говори, что я должен делать.
— Ничего. Можете присесть даже, пока я буду искать мою Ави.
— Ави?
— Савари. Так зовут мою младшую сестру.
— Насколько младше? — интересуется Никодий, проходя в комнату и садясь на кровать вместо одного из кресел.
— На шесть лет. Ей сейчас должно быть восемнадцать.
— То есть, было три, когда убили ваших родителей?
— Да. — я сейчас не хочу вспоминать, как плакала она в руках Мессира.
И мужчина, словно поняв это, больше не задаёт вопросов, лишь кивает, всем своим видом показывая готовность мне помочь.
И я вспоминаю её другую. Солнечную, светлую, ласковую. Она так заливисто хохотала, когда папа подбрасывал её высоко в воздух, так потешно пробиралась ко мне в постель, чтобы выпросить страшную историю, или наоборот девчачью сказку, так любила мамину выпечку, набивая полный рот сладкими печеньками. Моя маленькая Ави, моя сестра. Где же ты, родная? Отзовись. Я свободна, я ищу тебя. Я тянусь сознанием к единственному родному существу, что осталось у меня в этом мире, ищу её, как когда-то искала чтобы спасти из лап мерзких убийц. Взываю к родственной крови, ментально зову её, напрягая остатки сил. И ничего не слышу в ответ. Я не чувствую её. Совсем. Словно её больше нет. Остатки моего мира рушатся, больно раня бритвенно острыми осколками, и я, задыхаясь в безвучном рыдании, оседаю на пол.
— Ави, моя Ави, отзовись. — я ещё на что-то надеюсь, глаза невидяще закатываются, когда я ухожу дальше, но меня вырывает из этого уже почти забытия, ощущением чьих-то рук, сгребающих меня в охапку.
— Вернись, я сказал! — рычит над ухом уже такой знакомый голос. Меня встряхивают, словно тряпичную куклу, а потом сжимают очень крепко. — Что случилось?
— Её нет. — хриплю я. Слёзы струятся по моему лицу уже непрерывным потоком. Уже второй раз за последние сутки я рыдаю в руках этого мужчины.
— То есть?
— Я не чувствую её. Совсем. — срываюсь я на крик и мне плевать, как воспримет мой тон властный шарган.
— И ты решила, что она мертва. — констатирует он спокойно. И держит меня. Крепко так держит.
— А что я должна решить?
— Может, что ты просто не можешь её увидеть?
— Она моя сестра. Она первая, к кому я самостоятельно смогла открыть путь. Как я могу её не видеть, не чувствовать? — я пытаюсь взять себя в руки, но у меня слабо это получается. Меня снова трясёт и тело готово обернуться от переизбытка эмоций.
— Ей было три. Какой у неё дар? — несмотря на моё состояние, он продолжает говорить спокойно, и это спокойствие становится моим якорем, дарит силы.
— Никакого. Он ещё не проснулся тогда.
— Она ведь может быть и Скользящей, как ты.
О чём он? Но ведь этого не может быть. Или может? Что я вообще знаю о своём даре, помимо того, что успел мне рассказать отец и того, что я прочла в его записях из тайника.
— Но она ведь младше. Я думала… что только я могу.
— Нет. Не только ты. Это вообще редкость, конечно. Но если сходятся в пару Скользящие, то все их дети могут иметь этот дар.
— В пару? Вы имеете ввиду моих родителей? — я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Не может быть. Я никогда не видела, чтобы мама открывала пути.
— Я не уверен. Крэй свою семью прятал от всех. Но точно знаю, что ваша мать была последней из такого же рода, что и твой отец. Возможно она и не имела дара Скользящей, но кровь у неё определённо была подходящей, чтобы таковой вариант был возможным. Не спеши считать сестру мёртвой.
Чувствую, как отпускают понемногу стальные тиски, сжавшие моё сердце, а мозг отчаянно ищет другие причины для надежды. Ави изначально была гарантом моего послушания. Не стал бы Мессир уничтожать её. Мне отчаянно хочется верить в это. Но где она тогда?
На голову мне ложится мужская ладонь, как-то особо бережно и нежно поглаживая, успокаивая. Он по прежнему сидит на кровати. Большой грозный шарган, баюкающий в своих надёжных объятиях маленькую кобари.
— Кроме того, нельзя исключать возможность того, что её от тебя прячут. — добавляет Никодий после некоторого молчания.
— Как?
— Поверь мне. Есть способы. Если знать от кого прятать. Ты ведь до сих пор считала, что она жива. Неужели не почувствовала бы, если бы это было не так?
— Я не знаю. Хочется думать, что почувствовала бы.
— Вот и думай. Мы обязательно её найдём.
— Мы?
— Да. Мы.
Эта непререкаемость в его голосе сейчас странные вещи творит с моим сердцем. Оно пропускает удар и щемит так неожиданно… и горькая сладость ощущается в его стремительном трепыхании. Я уже успела забыть, что это такое, когда рядом есть тот, кто заботится и оберегает.
— Спасибо. — произношу, смотря в глаза Никодию.
— Пока не за что. — дёргает он уголком губ.
