Пролог
Единственное, чего ассасин должен
желать больше, чем убивать — жить.
Из Устава ассасинов
Селена Варрийская
Меня трясло. Адам был слишком спокоен, слишком тих, слишком погружен в свои мысли. Астрата, пожалуйста, только не сегодня! Я сжала в кулаки дрожащие руки, постаралась выровнять дыхание, стиснула плотнее челюсти. Нельзя показывать ему страх. Нельзя.
Мы поднялись по ступенькам, он сам открыл дверь, пропустил вперед и забрал из рук веер, расцепив мои пальцы. Только бы он не отпустил слуг. Я прислушалась. Святая кровь! Тишина, полная, абсолютная.
— Поднимайся к себе, — не просьба и даже не приказ — изъявление его воли.
Астрата, пожалуйста!
Я металась по комнате, отгоняя от себя панику, старалась дышать ровно и спокойно, но уже понимала, что долго не продержусь. Не сегодня ночью.
Не было ни скрипа двери, ни шороха одежды, даже свечи не дрогнули… Но я знала, что он внутри, что идет ко мне.
Вдох. Не дрожать.
Его шаг.
Вдох. Замедлить сердцебиение.
Его шаг.
Вдох. Расслабить мышцы.
Он рядом. Очень близко.
Я чувствую запах вина. Сладкого, легкого. Адам любит его, у него в подвале коллекция, которой он постоянно хвастается перед своими друзьями. Вампир заставляет и меня пить его: десертное вино забивает вкус моей крови.
Вдох. Я оборачиваюсь: нервы сдали.
Ударом меня сбивает с ног, впечатывает спиной в столбик кровати. Я не кричу, не плачу. Лишь легкий стон: незажившие еще с прошлого раза ребра дают о себе знать. Он оказывается рядом, хватает за волосы и вздергивает на ноги. Безумный вампир заставляет смотреть ему в глаза, боль обжигает руку от плеча до запястья, моя кровь капает на пол. У него нож.
— Кричи, — шепчет он.
Лезвие вонзается в бедро. И я кричу.
— Хорошая девочка, — вампир вытаскивает оружие из раны, медленно проворачивая лезвие.
Перед глазами все плывет, тело наливается слабостью. Запах десертного вина душит, от него мутит.
— Они сегодня с тебя глаз не сводили! — злая, безумная улыбка уродует правильные черты. — С тебя! Со шлюхи!
Мужчина всаживает нож мне под ребра. Выдергивает лезвие, толкает на кровать и наваливается сверху. Я больше не могу сдерживать страх. Ноздри Адама подрагивают: он чувствует его, чувствует… и наслаждается. Ублюдок.
— Кричи, — в его голосе металл.
И я кричу, почти теряя сознание. Чего я боюсь? Смерти? Нет. Смерть — подарок. Боли? Тоже уже нет. Он отучил бояться боли. Чего тогда?
Адам склоняется ниже, и его клыки впиваются в горло. Они разрывают кожу, они приносят новую волну агонии. Он хочет, чтобы мне было больно. Я выгибаюсь, пытаюсь оттолкнуть его.
Не сдержалась.
Это почти бессознательное, инстинкты запуганного тела. Оно хочет жить. Хочет вырваться.
Адам бьет по ребрам.
Крак!
Кости ломаются. Кажется, одна проткнула легкое, и я начинаю захлебываться кровью.
— Плачь, — говорит он. — Кричи! — уже орет.
А я не могу. Не могу кричать: собственная кровь мешает.
И он бьет. Жестко. Сильно. Со всего маху. По лицу, голове, животу… Нож вонзается в тело снова, снова и снова. Недостаточно глубоко, чтобы убить. Все еще недостаточно… Астрата, пожалуйста, прекрати это! Дай мне умереть!
Сознание уплывает, теряются его крики, перекошенное в гневе лицо…
— Кричи! — последнее, что я слышу.
За окном было еще темно, когда я очнулась. С трудом подняла руку, провела по волосам. Надо встать. Встать и пройти в ванную, снять платье, стереть с тела кровь, перевязать раны.
При каждом вдохе болит левая часть груди. Левое легкое.
И что делать?
Рука безвольно упала на мокрую от крови кровать. Пальцы наткнулись на что-то холодное. Неужели он забыл? Забыл нож, не связал мне руки… Решил, что приду в себя не скоро?
Прошло еще два оборота[1], прежде чем я смогла встать. В доме было по-прежнему тихо. Меня шатало, раздирало на части при каждом следующем шаге. До его комнаты я смогла добраться только через пятнадцать лучей[2].
Толкнула дверь.
Вампир спал, развалившись на кровати, так и не сняв с себя одежду, перепачканную кровью. Моей кровью! На тумбочке стояла пустая бутылка из-под десертного вина.
Пять шагов. В ушах звенит тишина.
Пять шагов. Кулаки сжимаются так, что хрустят пальцы.
Пять шагов. Язык скользит по губам, вдоль ямочки, почти касаясь носа.
Пять шагов… И я вонзаю лезвие ему в шею.
Он хрипит, дергается, его руки тянутся ко мне. Я наваливаюсь всем телом из последних сил. Вытаскиваю нож и снова бью. Его когти разрывают мне горло, перебивают артерию.
Два моих вдоха, и голова Адама падает на пол.
Все, что я еще могу — просто перекатиться через его мертвое тело.
— Кричи, — шиплю я.
Но он молчит. Теперь уже навсегда молчит.
А я не хочу умирать рядом с ним. Я вообще не хочу умирать. Астрата — сука! Позволить мне убить его только для того, чтобы самой умереть?! Не нужна мне такая богиня. Я отказываюсь от тебя! Слышишь? Отказываюсь.
Глаза сами собой закрываются. Темно. Не хочу умирать…
— От нее ты отказалась, а меня примешь? — голос растягивает слова.
Предсмертные галлюцинации? Забавно.
— Я не галлюцинация, — во тьме горят два желтых кошачьих глаза.
— Зачем?
— Ты хочешь жить?
— Хочу!
— Прими меня, стань моей слугой, и я сохраню тебе жизнь.
— Хорошо, — и тишина в ответ, и темнота заполняет собой все, глушит боль.
Первый раз я очнулась от того, что кто-то пытался меня напоить. Не открывая глаз схватилась за чужую руку и плотнее прижалась к ней губами. Через три вдоха меня оторвали от запястья, и я снова отключилась.
Ситуация повторялась еще несколько раз, пока вместо руки я не ощутила у своих губ чашку. Глаза разлепить удалось с трудом, яркий свет заставил моргнуть несколько раз. Возле кровати сидел мужчина. Его лицо скрывал широкий шарф, глубоко на лоб был надвинут капюшон куртки. Я дернулась.
— Тихо, — проговорил он, помогая мне приподняться, — никто тебя больше не тронет.
