Но вот наверху послышался шорох ткани, прогоняя мои мысли, и я задрал голову вверх. И замер, оглушенный и пораженный.
Как-то так получилось, что я редко видел Елену в платьях, а если и видел, то только в домашних — удобных и практичных. А сейчас я смотрел и не мог отвести взгляд. Насыщенный темно-зеленый шелк выделял каждый волнительный изгиб, тонкую талию, бедра, высокую грудь. Лиф каким-то неимоверным образом переходил в невесомые черные кружева прямо над грудью, они обхватывали шею, подчеркивая ее длину, такие же кружева были и на юбке, и на подоле, они окутывали тело девочки-ветра подобно тьме, создавалось впечатление, что это именно она прорвалась наружу и обнимает свою великолепную хозяйку. Волосы, скрепленные изумрудной заколкой, темной волной спадали на правое плечо.
Она была невероятно, непередаваемо красива. Как сон. Мечта. Фантазия.
Я осторожно взял хрупкую ладонь в свою руку, прикоснулся губами сначала к внешней стороне, потом к внутренней, с шумом втянул запах.
— Дыши, вампир, — улыбнулась Елена.
— Не могу, — прохрипел в ответ, устраивая ее руку на сгибе локтя. Пальцы Елены слегка подрагивали, но она уверенно шагнула вниз с последней ступеньки. А вот у самых дверей в церемониальный зал вдруг резко остановилась и потянула меня назад.
— Что? — я обернулся, заглянул в глаза. Что это? Страх?
— Я боюсь, — прошептала будущая княгиня едва слышно, подтверждая мои чувства. — Кристоф, я очень боюсь.
— Моя девочка-ветер боится? — переспросил, Лист судорожно кивнула. — Та, что посадила на цепь Зверя? Та, что кормила его с рук? Та, что поставила князя Малейского на колени? Та, что не побоялась связать с ним свою судьбу навечно?
Уголок желанных губ слегка дернулся, я сжал ее ладони.
— А что, если они не примут меня? Боги, Кристоф, я же менестрель, ассасин — кто угодно, но только не княгиня. Посмотри на меня, ну разве я подхож… — я закрыл ей рот ладонью.
— Сердце мое, они примут тебя, никуда не денутся. Они знают, что их сумасшедший князь способен на многое, в том числе и на спонтанную свадьбу с никому до этого не известной графиней. Мы пройдем через это вместе, я верю в тебя, я знаю тебя. Ты со всем справишься, мы со всем справимся, веришь? — я повернулся и вытянул вперед руку, Лист смотрела на меня еще какое-то время, я видел, как она изо всех сил старается заглушить в себе волнение, я же старался показать всю уверенность в ней. Дать ей почувствовать, насколько она сильна.
Спустя несколько вдохов ее руки перестали дрожать, девочка-ветер выпрямилась, расправила плечи.
— Кадиз, меня не учили этому в Мастерате, — прошептала Елена, кладя ладонь поверх моей. — Верю!
И мы шагнули в распахнувшиеся двери, в цветную толпу.
Я никогда особо не любил богов, но готов был вечно благодарить того, кто подарил мне Елену. Ту, что так крепко держала мое темное сердце и мою жизнь в своих руках.
Эпилог
Я не сумасшедший, просто моя
реальность отличается от твоей.
Л. Кэрролл. Чеширский кот
Чертоги[1]
В просторном светлом зале на подлокотнике кресла сидело странное существо: кошачьи уши, кошачий хвост, кошачьи глаза, а вот тело обычного мужчины, если не считать непонятных татуировок на коже. Рваные и ломающиеся черные полосы слишком сильно напоминали кошачьи.
Мужчина глядел в пространство прямо перед собой и скалился. Широкая улыбка от уха до уха любого, кто увидел бы ее сейчас, заставила бы нервно оглядываться. Слишком много ехидства было в ней. Как у заправского шулера, который кидает заряженные кости чаще чем моргает. Облезлый хвост нетерпеливо покачивался из стороны в сторону.
Правое изодранное ухо дернулось, ловя какой-то звук, тускло блеснула серьга, а в следующий миг в помещение вошла женщина. Прекрасная, но холодная, как бескрайние льды севера. И очень злая. Злость читалась в каждом ее движении, в наклоне головы, в глазах цвета свежей крови.
— Рано радуешься, — прошипела она, останавливаясь напротив мужчины-кота.
— По-моему, самое время, — он моргнул, переводя взгляд желтых глаз на женщину, не переставая улыбаться.
— Они никогда ее не примут!
— Ты стала плохо видеть? — протянул мужчина. — Смотри, они уже приняли, — сумасшедший бог взмахнул рукой, и прямо перед разгневанной богиней замелькали картинки торжества, улыбающихся вампиров, шумного праздника. — Разве кто-то сможет устоять перед обаянием ассасина с двадцатой ступенью?
— Они не будут счастливы. Просто не смогут! — махнула рукой Астрата, развеяв картинку. — Они больные и израненные, они не смогут доверять!
— Уже смогли, — невозмутимо ответил Кадиз. — Отдавай мне девочку, Астрата.
— Нет, — крикнула богиня.
— Отдавай. Ты заключила со мной пари, ты его проиграла. Клятвы богов нерушимы.
— Зачем она тебе?
— О, ты не захочешь знать, — протянул кот, свешиваясь с подлокотника кресла.
— Кадиз!
— Ты никогда не хотела попробовать что-то новое?
— Что? — нахмурилась женщина.
— Попробовать что-то новое, говорю, никогда не хотела?
— Нет, — медленно ответила богиня.
— А мне вдруг стало интересно. Я понял, что мне мало лжецов, воров и наемных убийц. Не хватает энергии. Пора расти.
— Расти?
— Да. Я думаю стать богом лицедеев. А где еще развивать это замечательное искусство, если не в Малее?
— Ты… Ты не сможешь! — топнула она ногой.
— Смогу. А с твоей подопечной тем более смогу. Малея и ее жители станут моими, ведь их княгиня уже моя.
— Ты! Ты гребаный облезлый котяра! — сгусток чистого света сорвался с тонких пальцев и полетел в мужчину, прекрасное лицо Астраты изуродовал гнев. Кадиз легко уклонился и запрыгнул на спинку кресла.
— Ай-яй-яй, Астрата, как нехорошо. Я всего лишь выиграл спор. И потом я же не забираю у тебя всех вампиров — только малейцев.
— Когда… Когда ты это задумал?! — прошипела богиня.
— Какая разница?
— Кадиз! — взвизгнула она.
— Не говори, что я тебя не предупреждал, — легко пожал кот плечами, покачиваясь с пятки на носок на спинке. — Сама-то как думаешь?
— С появлением Елены? — нахмурилась женщина, глаза бога ехидно блеснули.
— Нет.
Она сделала шаг назад.
— Не может быть. Кристоф? Сволочь! Ублюдок! Мразь! — швырялась женщина в сумасшедшего бога силой, но ни один шар так и не попал в цель, лишь согнал кота со спинки.
— Ну, — еще шире улыбнулся бог, — я всего лишь подал тебе идею. Я ж не знал, что ты подслушиваешь, тем более не предполагал, что ты воспользуешься ей.
