— Тихо, не заводись, — я примирительно поднял руки.
— Девчонка расстроилась, расплакалась. Так щенки скулят и те… кого пытают, — Белый передернул плечами, словно от холода. — Пришлось успокаивать, а потом она уснула.
— Не воспринимай так остро, — посоветовал я, — Нарина — сумасшедшая.
— Еще бы не будешь тут сумасшедшей, служа суке-богине, каждый день просматривая сотни, тысячи вариантов чужих судеб и физически оставаясь ребенком с опытом тысячелетий, — парень снова залпом осушил бокал.
— Такова ее судьба, — тихо ответил Тивор.
— Я что, спорю?! — окрысился Белый.
— Не рычи, мы ничего не можем сделать, — все-таки какой Лист еще мальчишка. — Лучше выпей. Нам тоже мерзко.
Распитие продолжилось в тишине. От слов Листа лучше уж точно не стало, а поэтому напивались мы вдвойне активнее. Через пол-оборота Белый перестал смотреть на нас, как на врагов, и тоже пьяно смеялся над глупыми, иногда похабными шутками.
Еще через пол-оборота Черный, развалившись на полу, пьяным голосом затянул какую-то песню. Петь у него не получалось, но он старался, отчего Лист периодически морщился.
— Не нравится — пой сам, — закончив, буркнул Тивор.
— Да без проблем, ща… — Белый развернул пространственный мешок и на пять лучей закопался в нем. Потом разочаровано вздохнул: — Не понимаю…
— Не это ищешь? — я протянул его же смеллу. — Ты оставил инструмент у меня, когда Влада петь пыталась.
Лист непонимающе захлопал своими девчачьими глазищами.
— Когда выходные просил. Красивая, кстати.
Еще один непонимающий взгляд.
— Смелла. Не Влада.
— А чем тебе Влада не угодила? Она же хорошенькая, — возмутился с пола Черный.
— Инструмент лучше.
Я смотрел на изящный гриф, на струны, на плавные изгибы и до ужаса тонкие, длинные, практически женские пальцы в оранжевых перчатках. Во! Допился! Это же Лист, он вообще весь длинный. Хотя кто бы говорил.
— Это подарок, — пьяно икнул мальчишка.
— Любовницы? — засмеялся Тивор.
— Ага.
Довольная, практически блаженная улыбка расплылась на лице у Белого. Он тронул струны, наигрывая незнакомую, но какую-то заводную мелодию, притоптывая в такт ногой. Я последовал примеру Черного и растянулся на полу, подложив под голову руки.
Я дрался вчера с драконом,
Сегодня мочил поганого тролля.
В студеную ночь,
Чтоб принцессе помочь,
Я тихо крадусь вдоль забора.
Мое имя гремит, моя шпага летит
Во врага, все сметая преграды.
И нет в том вины,
Что лишь блики луны мою освещают отвагу.
Но я так устал, так хочу на привал,
И так дико болит моя шея.
Я всю жизнь получал, никогда не скучал,
И так хочется стать чуть мудрее.
Но вновь фортуны виток, мне под ребра клинок,
И давно бы пора удавиться.
Но я же герой — смысл жизни такой,
И лишь остается напиться.
И лишь остается напиться.
— Хорошая песня, — зааплодировал Черный.
— Мне тоже нравится, — кивнул Лист, усмехаясь и наигранно раскланиваясь.
Мы налили еще по бокалу, вечер продолжался. У мальчишки оказался хороший голос. Чистый, низкий, он пробирал до костей, и, как ни странно, мир уже не казался таким поганым, а совсем даже наоборот. Меня практически отпустило.
Как-то незаметно мы прикончили второй графин, и Тивор, проворчав что-то про забулдыг, отправился к себе, мы с Белым прыснули со смеху.
За окном уже занимался рассвет, а мы все сидели, теперь в тишине. Я смотрел в окно, а Белый упорно пытался разглядеть что-то в своем бокале.
— Там остатки водки, — не, а вдруг.
— Ага, — кивнул он.
— Лучше смотри, какой рассвет. Красиво.
— Красиво, — согласился со мной Лист. — Но спать хочется, да и вам не помешает.
— Не выйдет, — отрешенно пробормотал в ответ, — после визитов Нарины я страдаю бессонницей несколько дней.
— Почему так?
— Из-за тьмы, из-за Астраты, из-за того, что Нарина так сильна.
— Ничего не понял, — признался Белый, вставая и протягивая мне руку. — Пойдемте, вам нужно поспать, да и мне тоже.
— Проблемы со слу…
— Ваша бессонница — дело поправимое, — он недовольно всплеснул руками из-за моего тугодумия.
Я пожал плечами и поднялся, игнорируя протянутую руку.
В комнате мальчишка заставил меня раздеться и улечься под одеяло, сел на самый край кровати, попутно вынимая из кармана гладкий овальный изумруд на цепочке.
— Слушайте меня и смотрите вглубь камня, — глубокий, заставляющий тонуть, будто бархатный голос. — Эта зелень — это морская лазурь, прохладная и чистая. Эта зелень — это шелест травы, высокой и сочной.
Сознание начало куда-то уплывать. Перед глазами вставали образы моря и травы. Казалось, я чувствовал прохладу и ощущал запах.
— Эта зелень — это шум летнего ветра в кронах деревьев. Эта зелень — это покой и отдых в их тени. Эта зелень — это вкус яблок на губах, их сок и их мякоть. Эта зелень — это…
Перед тем, как окончательно провалиться в сон, я повернулся на бок, сгреб в охапку подушку. Только вроде она пыталась вырваться и что-то шипела. Но, скорее всего, мне просто снилось. Тело полностью расслабилось, нос уткнулся в мягкую и теплую ткань.
Глава 7
Половина кривого медяка. Полночи
в царстве сумасшедшего бога. Зато
все довольны, все счастливы.
Из разговора Белого и Черного стражей
Елена, дочь Дома ассасинов
Князь. Кристоф. Фанатик-экспериментатор. И моя большая головная боль. Которая, оказывается, очень не по-княжески напивается, а потом очень не по-княжески сопит во сне.
Вот уж… То одну полвечера угомонить пыталась, теперь вот второго укладывать пришлось. Хорошо хоть с Тивором никаких проблем. А от Кристофа, кстати, почему-то пахло давленым виноградом и сандалом. Кто бы мог подумать: у темного князя такой же темный ночной аромат. И сердце ровно стучит. Тук-тук-тук. Как механизм оборотомера. Вот только оборотомер обычно раздражает, а здесь глаза сами собой слипаются.
Ага, усни, давай, еще здесь! И остаток жизни проведешь ярко… Жаль, недолго.
Я аккуратно разжала сцепленные в замок за моей спиной княжеские руки и стекла с кровати. Вампир глубоко вдохнул, заставив меня напрячься, перевернулся на другой бок и снова ровно засопел. Между прочим, а почему он сопит? Может, его к лекарю отправить надо? А если яд? Нет, такой побочный эффект не дает ни один. Но может, я просто чего-то не знаю? А, к упырям. Вот проснется, и выясню.
