Кристоф сидел слишком близко, и его запах, и эта близость, и сгущающиеся сумерки нервировали. Сильно нервировали.
По коже прошелся табун мурашек.
— А тебе и не надо ничего говорить. И так все видно. Первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я слышу о Ненна, именно такая, но стоит вспомнить это место… И я понимаю, зачем так держусь за проклятый богами город. Это озеро дарит надежду. Оно, кстати, так и называется — Джа’то.
— Древневампирский?
— Да, наш исконный язык. Ты же говорил, что не знаешь древних языков?
— Приходилось сталкиваться несколько раз, — отмахнулась, князь настаивать не стал.
Когда солнце скрылось за горизонтом, а на мир опустилась ночь, вампир поднялся и встал лицом к озеру.
— Смотри, — едва слышно прошептал он. Я развернулась и замерла.
Озеро светилось. Вся поверхность переливалась от голубого до темно-синего и индигового, оно дышало, оно жило, оно бросало отсветы на траву и деревья, закручивая причудливые тени, создавая архитектурные шедевры, рисуя узоры и фигуры невиданных зверей.
Столько света, столько красок, столько жизни. Кто бы мог подумать.
— Это невероятно!
Князь уже стоял у воды.
— Это просто невероятно!
Цвета словно пробуждали, словно дарили энергию.
— Да. Знаешь, в чем секрет?
— Магия? — выдохнула я, все еще не в силах отвести взгляд.
— Нет, — рассмеялся князь, рассмеялся тихо и легко, — это маленькие-маленькие животные, обитающие в озере. За день они накапливают свет, а ночью отдают его.
— Невероятно, — как заведенная, повторяла я.
— Да-да, — добродушно посмеивался надо мной вампир.
Сколько мы там пробыли? А какая разница?
Мы наслаждались, и любовались, и восхищались.
Сначала просто стояли и смотрели, потом я потрогала искрящуюся воду пальцем, потом сели на расстеленные плащи.
— Почему? — спросила, зная, что князь поймет.
— Ты хороший парень, Лист. И мне просто захотелось с тобой поделиться этой красотой. Показать ее кому-то еще. Дать почувствовать то же, что и я. Может быть, даже вспомнить, глядя на тебя, свои собственные ощущения, когда впервые увидел Джа’то.
— Странный вы, князь, — поделилась я своими мыслями.
— Новость тысячелетия, можешь выбить ее на табличке и повесить на ворота во дворце.
— И совсем не обязательно было ехидничать, — я растянулась во весь рост, Кристоф последовал моему примеру.
А, да твою-то мать!
Его запах и тепло тела окружили, словно одеялом, будто обняли.
— Прости, привычка, — пожал он плечами.
А меня вдруг прошибла дрожь. Мелкая, почти незаметная. Я бы даже не обратила на нее внимания, если бы она не повторилась опять через пару вдохов.
Пора валить.
— Пойдемте, князь, — поднялась первой, разрывая контакт между нашими телами. — Поздно уже.
— Да, — Кристоф грустно улыбнулся, не желая расставаться с этим местом. — Ты прав.
Мы в тишине надели плащи, в тишине вскочили в седла, а меня начало потряхивать уже ощутимее. Дрожали пальцы и руки, на горле начала стягиваться ледяная удавка.
Дерьмо.
Стоило выехать из леса, как дышать стало практически невозможно. Каждый вдох давался неимоверными усилиями, каждый вдох отзывался внутри иголочками, а затем и вспышками боли. Каждый вдох. Так невероятно тяжело.
Ненавижу холод.
Терпи, девочка, терпи. Это не больно и не страшно. Ну, почти.
Холод, везде холод. Внутри и снаружи.
Клыки давили на губу, и болели десны, будто кто-то загнал внутрь промерзший штырь. Перед глазами все поплыло, а ворот Ненна еще даже не было видно.
Терпи, девочка, терпи.
Ноги и руки отказывались двигаться.
Больно. Ужасно больно. Невыносимо больно.
Я тихо зашипела. Кольца на шее еще стянуло.
Больно.
— Лист, — тихий настороженный голос князя взорвал голову изнутри, рассыпавшись ледяными лезвиями.
Я зажала уши непослушными руками.
Больно. Как же больно. Как же холодно.
Я бы наверняка свалилась, но Кристоф каким-то чудом перетащил меня к себе в седло.
— Кретин! — тихо выругался князь. — Ты понимаешь, что неконтролируемую жажду нельзя терпеть: ты сойдешь с ума, она выжжет твой и без того крошечный мозг.
Он поднес собственное запястье к моим губам. Я плотнее сжала челюсти.
Нельзя. Нужно терпеть.
А запах темного дерева и давленого винограда манил. Он таял, он просился на язык, он взрывался оттенками. И сильнее скручивала боль, и сильнее трясло тело, и сильнее пробирал холод.
— Пей, — попытался Кристоф раздвинуть мне губы. Я застонала и из последних сил отдернула голову.
Не могу.
Нельзя.
— Сколько ты терпишь? — он убрал запястье.
— От… — кровь хлынула в горло потоком. Горячим, разносящим по телу жар, силу, мощь. Сладкая, такая сладкая. Необыкновенно вкусная и живая. Его кровь. Его запах. Его укоризненный, слегка взволнованный взгляд.
Каждая следующая капля возвращала к жизни, каждую следующую каплю хотелось подольше задержать на языке, каждую следующую каплю хотелось запомнить навсегда.
Но это было невозможно.
Я глотала так жадно, так яростно, словно в жизни никогда не пила крови, словно это мой первый глоток.
Неописуемо, нереально. Почти недосягаемое удовольствие.
— Хватит, — вампир отнял у меня запястье, и я слепо потянулась за ним, все еще одурманенная и завороженная.
Еще хотя бы глоток. Последний глоток.
Я облизала губы, подалась вперед. Все, что меня интересовало — кровь. Его кровь.
— Хватит, я сказал.
И я начала вырываться.
— Лист! — прогремело над ухом.
Пелена спала, я ошарашено уставилась на Кристофа. Остро ощутила его руки на своей спине, горячее тело прижатое вплотную ко мне, услышала дыхание, сердцебиение.
— Твою-то мать! — вырвалось прежде, чем успела даже все толком осознать. — Твою гребаную мать!
Глава 12
Иногда приходится быть жестким. Иногда –
жестоким. Это не доставляет мне удовольствия.
Но, как правило, цель оправдывает средства.
Из разговора Кристофа и шестого Белого стража
Кристоф Фрэйон, Великий князь Малейский
