— Кали, — Вагор опустил свою большую ладонь мне на плечо, — так надо.
Кому надо? Ватэр? Да плевать я на нее хотела! Идиотка! Пусть она сама собирает эти осколки, вечность и даже больше! Пусть вечность так и простоит на коленях в своем храме! Она не заслуживает ни одного из них.
Она сама ничего не сделала, она сама ничего не может, она — каменная статуя! Так почему я должна отдавать ей Ника? Моего Ника!
Меня затрясло от злости и бессилия, от ненависти, что клейкой мутью кипела внутри, стояла комом в горле, звоном в ушах, растекалась желчью на языке.
А пираты как сговорились, они подходили и подходили, что-то говорили, убеждали, требовали.
— Калисто…
— Калисто…
— Кали…
— Калисто…
— Калисто…
— Калисто…
Со всех сторон, бесконечно, нанося мне новые раны, новые удары, каждый следующий — больнее предыдущего, каждый следующий — глубже. Я истекала кровью, а никто этого не замечал. У меня рвалось сердце, а никто этого не видел. У меня жгло, царапало и скреблось в груди, а никто этого не слышал. Только рычал волк.
С тихим, отчаянным звоном рынды сегодня на дно опустилась часть моего сердца. Я все еще слышу, как она звенит. «Пересмешник» до последнего звал на помощь. Он так громко вскрикнул, стоило эльфу подняться на борт, так отчаянно застонал, когда Калеб выламывал доски штурвала, так жалобно заплакал, когда руки мужчины сомкнулись на осколке и потянули.
— Калисто… Зачем они мучают меня? Мне так плохо, я готова умер….
— Идите! — вдруг рявкнул волк. Заорал так, что вспугнул стайку ночных птиц. — Вы можете и без нее обойтись!
— Не можем. Кали должна быть там, вместе со всеми.
— Уйди, Калеб. Уйди и забери с собой всех. Я прошу только один раз, — о тон оборотня можно было порезаться.
— У нас осталось четыре оборота и…
— Калеб!
Шаги, вдохи и выдохи, скрип песка под сапогами — все стихло буквально через несколько лучей, а мне стало легче дышать, легче плакать.
Я вцепилась в волка руками и ногами, в пропитанную потом и кровью рубашку, уткнулась ему в шею и заревела. Навзрыд, до хрипоты, с криками, воплями, с икотой и нехваткой воздуха, до головной боли. Я плакала и плакала, закусывала губы, хрипела и выла, вытирала слезы и сопли о рукава и никак не могла остановиться. Меня прорвало, затопило, обнажило.
Тивор меня держал, просто держал. Ничего не говорил, ничего не требовал, не просил, не уговаривал. Держал. Пока я захлебывалась и заходилась в своей истерике. Держал, не давая утонуть окончательно.
Я не старалась успокоиться, не старалась сдерживаться, толчками, плевками вышвыривала из себя эмоции и никак не могла остановиться.
Меня знобило и корежило, все внутри скрутило в огромный болезненный, дрожащий узел. Будто чужая сила раскалывала изнутри, а я только и могла, что сцеживать ее по капле через слезы. Я осипла, ослабела, в конце не могла даже голову поднять с плеча оборотня, только зубами стучала и всхлипывала.
Успокаивалась я так же, как и ревела — урывками, искореженными вдохами и выдохами, около оборота. Странно, но отчего-то окончательно прийти в себя помог запах притихшего волка, он окружил и укутал, убаюкал дрожащие нервы.
Когда я затихла окончательно, Тивор поднес к моим губам флягу с водой, вытер лицо, убрал спутанные волосы, чем-то обработал руки, пересадил меня боком и серьезно заглянул в глаза.
— Нам надо идти, птичка, — сказал волк. Я ожидала этого, но как оказалась совсем не была готова. Я затрясла головой, дернулась.
— Я не хочу, я не смогу этого сделать, — сухим, шуршанием отозвалась я. — Ты не понимаешь, он… я просто не готова и…
— Сможешь! — твердо, почти жестко перебил меня волк. — Ты все еще нужна своим матросам. Не отворачивайся от них, не бросай их, иначе получится, что жертва «Пересмешника» была напрасной.
— Я не…
— Ты должна! — рыкнул Тивор. — «Пересмешник» был самым опасным, самым быстрым, самым неуловимым кораблем во всей истории Мирота, так соответствуй ему. Или сейчас ты вдруг готова спустить пятнадцать лет поисков, пятнадцать лет усилий, пятнадцать лет потерь в городскую канализацию? Думаешь, одной тебе хреново? Считаешь, одна ты готова лезть на стену? Ты — капитан, Калисто! Так будь им до конца!
— Я… я ненавижу тебя, — тихо прошептала, не вполне, впрочем, уверенная, что именно эти чувства сейчас испытываю. Мне хотелось треснуть оборотня, дернуть, сделать больно, но я вздохнула и начала подниматься на ноги.
Не вышло.
— Умница, а с твоей ненавистью ко мне мы потом разберемся, — облегченно выдохнул мужчина, помогая мне встать, поддерживая.
— Я не…
— Я знаю, — невесело хмыкнул волк, и мы медленно двинулись в сторону леса.
В этот раз дорога отчего-то заняла гораздо больше времени, чем обычно.
Наверное, я просто оттягивала момент, как могла: ноги и тело не слушались, в голове гудело и иногда я все еще икала. В лесу было влажно, душно и непривычно светло, громко кричали ночные птицы, слышались шорохи и рычание. Привычная к этим звукам Шагарского леса, я вдруг стала обращать на них больше внимания, чем следовало бы, несколько раз спотыкалась на ровном месте и знакомой тропе, пару раз мы останавливались и оборотень поил меня водой. А я старалась не думать и не чувствовать.
Первым, что я увидела, стоило нам оказаться на берегу, был храм. Я старалась не смотреть, очень старалась, но он словно светился изнутри, купаясь в лучах Белой Луны, будто нарочно выставлял себя напоказ, каким-то непостижимым образом заставляя смотреть. На посеревший от времени камень, на коленопреклоненную фигуру ведьмы, на почти собранный осколок в ее руках. Меня снова затрясло, из горла вырвался сдавленный писк, руки сжались в кулаки, а зубы я сцепила так, что перед глазами замелькали черные точки, дышала опять урывками.
— Мой капитан, — спрятал за своей широкой спиной храм, подошедший василиск, — позвольте я немного помогу вам?
— Гидеон? — удивилась, разглядывая лекаря. — Как ты тут оказался? — Он был не связан контрактом, точнее связан, но так как Тивор или Мэт, как только мы прибыли на Шагар, договор потерял свою силу. Василиск конечно кое-что знал, но заинтересован в осколках или Ватэр не был, его скорее больше волновали тигры и шаманские техники врачевания. Все это время он почти безвылазно торчал у Гришема.
— Господин квартирмейстер послал за мной, сказал, что, вам нужна помощь. Вы позволите?
— Да, — обернувшись на волка и увидев его кивок, согласилась я.
Гидеон едва заметно склонил голову и положил ладони мне на виски, слегка сдавив.
— Это самая простая ментальная магия, господин Тивор, — поспешил объяснить лекарь, тут же насторожившемуся оборотню, — на многое она не способна, но капитану станет легче примерно на оборот. Как успокоительное.
