— Я ничего не сказал, — буркнул волк.
— Не всегда надо произносить слова вслух, чтобы они были услышаны, господин кок, — в голосе василиска послышалась улыбка. — Закройте, пожалуйста, глаза, мой капитан.
Я послушно смежила веки, чувствуя кожей невесомое плетение и чужую энергию, опутывающую сознание.
— Может быть немного прохладно, не пугайтесь.
Я только кивнула. В конце концов, хуже уже точно не будет. Лекарь работал неспешно, но очень внимательно, виток за витком осторожно накладывая свое заклинание. Действительно стало немного прохладно.
Сначала у висков, как невесомый обод, потом у основания головы, на темени, а потом и по всей голове. Мне казалось, что я даже выдыхаю облачка пара, но глаза открывать не решалась. А мужчина продолжал работать. Прохлада от головы распространилась по всему телу, легла поверх прозрачным плащом, убрала из горла стон, а из глаз готовые снова пролиться слезы, расслабила сведенное судорогой тело, успокоила кричащее сердце, словно спела ему колыбельную.
Действительно легче.
— Все, мой капитан, — убрал ладони с моей головы василиск.
— Я больше не ваш капитан, Гидеон, — улыбка вышла горькой. — Я вообще больше ничей капитан.
— Разве, дело здесь в наличии судна? — приподнял бровь мужчина. — Если я вам больше не нужен, мой капитан, я вернусь в деревню. Мне не стоит здесь находиться, это место меня не признает.
— Благодарю вас, Гидеон, вы можете идти, — поклонилась в ответ я, с трудом выдавив из себя какое-то подобие кривой улыбки. Было по-прежнему тошно и больно, но эта боль… Она больше не занимала все мои мысли, как будто опустилась под воду, а я стояла и смотрела на нее с трапа.
— Ты готова? — шепнул на ухо Тивор, напряженно наблюдая за приближением канонира и Вагора.
— Нет, но я это сделаю, — осторожно шагнула на влажный песок, облизала с губ соль. Нашла глазами Калеба с сияющим осколком в руках, с шумом втянула в себя воздух и сделала следующий шаг. Потом еще один и еще. В руках Сайруса сверкнул серебряными искрами ларец с кровью. Я зажмурилась на миг. Остальные, заметив мое появление, облегченно выдохнули.
— Мы все разделяем твою боль, капитан, — криво улыбнулся наг, чуть приподняв уголки губ. — Мы все чувствуем тоже.
— Знаю, — взяла я шкатулку. Руки дрожали. Правда в том, что мне от этого не легче. Наверное, каждое существо, сталкиваясь с потерей, считает, что его боль не похожа ни на чью другую, что никто не сможет понять, разделить это чувство. Я исключением не была.
— Спасибо, капитан, — низко склонил голову Тим, когда я проходила мимо.
— Спасибо, капитан, — повторил его действия Роско, я постаралась не морщиться.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо, капитан, — прохрипел Брогар.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо, капитан, — Лиам стянул с головы свой пестрый платок.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо, капитан.
Эти бесконечные «спасибо» в итоге слились в одно, и снова ранили не хуже кинжала, или ядовитого шипа морского ежа, что уже вошел в тело, но не глубоко, а лишь под кожу, причиняя настоящие мучения. Я не хотела этой благодарности, она была мне не нужна, она заставляла острее чувствовать свою вину, снова и снова вспоминать тихие стоны рынды.
— Ветер, помоги, — прошептала я одними губами, очень хотелось зажать уши обеими руками.
— Ты должна это слышать, птичка. Должна знать. Сейчас эти слова причиняют тебе боль, — зашептал в самое ухо Тивор, — но придет время, и они принесут облегчение.
— Я сомневаюсь, — покачала головой.
— Верь мне, — просто сказал волк, чуть сжав мою ладонь.
— Спасибо, капитан, — последним поклонился эльф, неуверенно, с опаской протягивая мне осколок. Я высвободила свою руку, протянула ее к кристаллу и замерла, так и не коснувшись. Он словно обжег мне пальцы. Я смотрела, как внутри плескается и переливается стихия, закручивается в вихри и небольшие смерчи, и слышала все тот же прощальный колокол, плач западного ветра.
Вдох.
Выдох.
«Какой же ты яркий, мой «Пересмешник». Какой же ты теплый.
Прости своего глупого капитана, я смогла дать тебе жизнь, но не смогла сохранить ее. Я люблю тебя, мой Ник. Мой мальчишка-сорванец».
— Кали? — позвал квартирмейстер, я вздрогнула и сжала пальцы на теплом осколке. Сжала до боли и прошла мимо, ступила на мост.
Я шла и считала шаги, чтобы не думать, стискивая в одной руке ларец, в другой — кристалл. Шла и смотрела себе под ноги, слыша, как сзади идут Тивор и мои пираты. Если не считать шума волн, которые с каждым моим вдохом накатывались на берег все чаще и чаще, то тишина стояла почти неестественная, свет бесовской Белой Луны, отражаясь от воды, бил по глазам пытаясь ослепить, вкус соли на губах стал почти невыносимым, настолько, что от него начало драть горло. А я все считала шаги.
Десять. Двенадцать. Четырнадцать. Шестнадцать. Восемнадцать.
Восемнадцать — и я перед алтарем.
Я чуть подняла голову и уставилась на почти собранную звезду, лишь с левого края которой оставался небольшой темный промежуток.
Как же их много. Какие же они разные. Какие все сильные.
Они искрились, бурлили, тоже жили. Почти гипнотизируя танцем стихий внутри, а вокруг висела такая сила, что подкашивались ноги. И здесь тихо не было. Здесь пел океан. Нет. Не пел. Его голос был бы почти идеальным, если бы не… Если бы в нем доставало силы, если бы он так не дергался и не дрожал, если бы не какой-то почти незаметный недостаток, не интуитивное чувство, что что-то не так. Не боль, разрывающая виски.
Я открыла ларец, достала первый флакон с кровью и вылила его содержимое на осколок земли. Тот дрогнул, и дрожь пробежала по мраморному полу — его Хранителя звали Паш, он погиб в горах Самиры, когда мы искали осколок тьмы. Пираты затянули покаяние Ватэр.
Прими моряка холодная мгла,
Окутай песком, накрой пеленой,
Ему легче там, где темно.
В крови его соль, в душе воет боль,
Второй — Намир, погиб в столкновении с кракеном в восточных водах.
Он плавал во мгле, при полной луне,
Сражался с седой волной,
Теперь его путь — навеки уснуть На дно уйти с головой.
И дети твои — творенья воды Проводят в последний бой,
Пусть песни поют — моряка позовут,
Третий — Ромус, погиб от проклятья светлого эльфа в изумрудном лесу.
Теперь он с тобой, позабытый герой,
И лишь имя его не ляжет на дно,
Звонкой рынды вой Как шипящий прибой Напомнит тебе и мне,
Как звали того, в чьей груди не вино,
Четвертый — Фирс, его убил градоправитель Эльрама, когда мы пришли за осколком Вагора.
