Вспоминая сейчас о Лиссе, я понял, что даже не особо удивился тогда, узнав, что древняя волчья магия не помогла. Видимо, догадывался, что все поступки, предпринятые девушкой — исключительно ее воля и инициатива.
Софи… Почему же ты так ничего и не рассказала?
Волны холодного северного моря продолжали накатываться на пустынный берег так же, как и мои мысли, сменяли одна другую, только гораздо, гораздо медленнее.
Боковым зрением я заметил, что Сиорский-старший вышагивает вдоль берега. Его взгляд почти колол кожу, заставляя давить усмешку.
Горгул явно не понимал, почему я не мечусь в панике и не ношусь подобно ему по берегу. Но… Я просто не могу. Дам хоть малейшую слабину, и все здесь превратится в лед: иней укроет землю, скалы, деревья, куски льда появятся на поверхности моря, повалит снег.
Не впервой, я знаю, о чем говорю.
Контроль давался тяжело, гораздо тяжелее, чем обычно, поэтому я старался даже не шевелиться.
Мысль о том, что какая-то неизвестная ведьма увела Заклинательницу не пойми куда, только подливала масла в огонь.
Софи говорила что-то про прошлое и про дымящиеся костры… Неприятно царапнуло в груди от вариантов, пришедших в голову. Кончики пальцев, камень подо мной и мокрый песок покрылись коркой льда.
Браво мне, дорассуждался, кретин.
Я закрыл все-таки глаза.
Мать-Зима, помоги. Вдохи становились все медленнее и реже, тело расслаблялось, и спадало напряжение, а внутри лихорадочно и бешено вертелись мысли, замирало оттаявшее сердце.
Когда только успело?
Через пару лучей, растянувшихся в бесконечность, я был почти полностью уверен, что смогу удержать Зиму и не сорваться, а поэтому достал из пространственного мешка посох и поднялся на ноги.
Сиорский кое в чем все же прав: пока ждем, можно заняться делом.
Мать-Зима, как всегда, пришла неслышно, тихо ступила на сырой песок и положила руки мне на плечи, укутывая их белоснежным платком, небо затянули тучи, и повалил снег, большие, резные снежинки падали вниз, кружась, словно в танце.
Придется из-за графа немного побыть шутом. Не любил я все эти трюки, дико не любил, но вариантов просто не было. Я со всей своей немалой дури, подкрепленной сегодня злостью, шарахнул посохом о землю и выпустил силу. Под ногами начал разрастаться лед. Мужик впечатлился, мне же едва удалось сдержать гримасу и не закатить глаза.
— Отойди немного, — попросил я горгула, понимая, что его тоже может затянуть толстой коркой, а убивать графа все же не хотелось, что бы он там ни натворил. Стихия, конечно, пока слушается, но дух грани его знает, насколько хватит моего мнимого контроля.
Вместо того чтобы сделать несколько шагов назад, Гринвельс поднялся в воздух, вызвав у меня молчаливое одобрение. Так, пожалуй, действительно будет лучше.
Лед продолжал разрастаться, снег — падать, дыхание Зимы я ощущал у себя за спиной, бесился в клетке Скади, все еще пытаясь выбраться из своей временной тюрьмы.
Неугомонный.
А мне в руки легли первые нити плетения, тяжелые и тугие, как железные цепи.
Потом еще три и еще. Целая охапка. Лед подо мной становился толще, по бокам начали расти сугробы, и чем ниже падала температура вокруг, тем больше становилось «железных цепей».
Короткий вдох, и я начал создавать узор, сплетая мелкую рыболовную сеть.
Прочную и колючую.
Стоило только пошевелить пальцами, и по льду под ногами пошли трещины, в точности повторяя рисунок, который образовывала энергия. Десятки росчерков и десятки ровных острых углов и прямых линий. Нельзя допустить ни одной ошибки, ни малейшей неточности, нельзя позволить ослабнуть натяжению, и пальцы неприятно покалывает от частых и быстрых, резких движений.
Тускло мерцает внутри камня на посохе вода, взятая из озера, снежинки падают чаще, становятся острее, меняя свои очертания, превращаясь в острые замерзшие иглы.
Они очерчивают контур, как шипы, как частокол. И везде вокруг меня от ударов взмывают в воздух осколки льда.
Мать-Зима продолжает крепко обнимать за плечи. Ей нравится то, что сейчас происходит, она улыбается, я ощущаю это затылком, считываю с энергии, что струится во мне и насквозь, искрится и переливается в воздухе.
Сила и мощь стихии пьянит, кружит и дурманит голову. Невероятно, нестерпимо хочется проверить, смогу ли я покрыть льдом холодное темное море, лежащее передо мной. Хочется понять, смогу ли укрыть ближайший остров снегом, получится ли проморозить землю до основания?
«Получится, — шепот в ответ. — Сможешь».
С неимоверным трудом приходится брать себя в руки, возвращаться в реальность и продолжать сплетать узор, запутывать нити, объединять энергии и держать собственные и не очень желания под контролем.
А заклинание все растет и набирает силу, с каждым вдохом становясь все запутаннее и запутаннее, топорщатся, скалятся в серое небо две сотни ледяных игл, целует, обжигая, мороз, в воздухе изморозь и крошево льда. Словно время остановилось, словно не властны над ним законы Мирота.
Почти волшебно. Невероятное, ни с чем несравнимое удовольствие — наконец позволить себе выпустить силу почти в полной мере. Приятно тянет мышцы.
Я позволил себе расслабиться и просто наслаждаться. Нити силы уже не казались неподъемными цепями, энергия текла ровно и свободно, довольно и сыто вздыхала рядом Зима.
Через двадцать лучей заклинание было почти полностью готово, расползлось под ногами по всей некогда песчаной косе, блестело и сверкало, в зеркальной поверхности отражались укрытые снегом деревья и мое обледеневшее лицо, так и висящий в воздухе укутанный в щиты горгул.
Зима шепнула, что Фарун догнал Химу и птицы уже через несколько мгновений будут здесь.
Я тряхнул головой, поблагодарил стихию и снова запер внутри себя, опустил рядом клетку с ветром и отступил на шаг, потом еще на несколько, кивнув Сиорскому.
Нам пришлось отходить к самой кромке леса, чтобы выйти из заклинания.
— Что это за…
— Магия грунов, — пожал плечами, перебив Гринвельса, всматриваясь в небо над головой. Но птицы прилетели со стороны моря, а не со стороны леса. Полярница была явно зла, а вот фарун просто до невозможного доволен собой. Он выпячивал грудь и орал на всю округу так, как умел только он — громко и визгливо.
Зима, когда он уже вырастет?
Они приземлились рядом с нами. Кахима нахохлилась и демонстративно повернулась спиной.
Крыс еще сильнее выпятил грудь и набрал побольше воздуха, видимо для того, чтобы в последний раз оглушить окрестности победоносным писком.
— Не смей, — пригрозил, сощурившись, фарун тут же сдулся и тоже отвернулся. Я потрепал засранца по спине и направился к сове.
