— Где она, Хима? — спросил у белой красавицы, не особо рассчитывая на ответ. Да и как бы она мне ответила?
Полярница закрыла глаза, втянула голову в плечи и сделала вид, что спит.
— Хима, не упрямься. Я хочу помочь твоей своенравной хозяйке, вытащить из нее чужую душу.
Белая упрямица лишь передернула крыльями, больше никак не показав свой интерес.
— Вся в Софи… — констатировал неоспоримый факт. — Кахима, ты же, как и я, чувствуешь, что с Заклинательницей что-то не так? Помоги мне, и я выделю тебе отдельный кусок леса, подальше от остальных.
Сова медленно, словно нехотя повернула голову и уставилась на меня желтыми глазами, потом перевела взгляд куда-то за мою спину.
На Крыса!
— И Крыс… Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы он доставал тебя как можно меньше.
Фарун сзади что-то недовольно проклокотал, потом пропищал, и то и другое я проигнорировал.
— Хима, — поторопил полярницу, — я не скажу Софи, что ты мне помогла. Я вообще ничего ей не скажу. Мне нужно всего лишь, чтобы ты помогла настроиться на ведьму.
Мне просто надо почувствовать ее так, как чувствуешь ты.
Полярница развернулась ко мне всем телом, опять почти горизонтально наклонила голову, ухнула, чуть хлопнув крыльями, словно спрашивая в чем подвох.
— Нет подвоха, Хима, правда. Все именно так, как я говорю. В твоей хозяйке сидит чужая душа. Я просто уберу ее и не дам вернуться.
— Мне кажется, ты зря тратишь время, — прошептал Сиорский.
— Мне кажется, я тебя не спрашивал, — процедил, продолжая удерживать на лице улыбку, протягивая руку к сове.
Кахима коротко ухнула, наградила победным взглядом Крыса и все-таки сделала шаг в мою сторону.
Так, половина дела сделана.
Достав из пространственного мешка посох, я снял с него вершину и разломал камень на две половины, стараясь не пролить ни капли воды. Одну половинку поставил перед своенравной птицей, к другой приложился сам. Первый глоток забрал дыхание, второй — зрение, третий оглушил. На четвертом с трудом, но я все-таки сделал шаг к Кахиме и зарылся пальцами в перья.
На пятом ноги перестали меня держать, на шестом из головы вылетели все мысли, на седьмом — последнем — я провалился в ничто, продолжая хвататься за полярницу.
Все вокруг исчезло: искрящиеся плетение, фарун, Сиорский, деревья, земля под ногами и шум волн. Я перестал чувствовать и ощущать так, как привык, я вообще перестал быть. Магия сов — странная, непонятная, малоизученная, непредсказуемая.
Только наездники могли слышать и управлять совами, только с наездниками они разговаривали, и я совсем не был уверен, выйдет ли хоть что-то из моей затеи. Но вода из волчьего озера должна была помочь, Екирок обещал. Еще какое-то время — может, несколько вдохов, а может, и несколько оборотов — я ничего не чувствовал, а потом напротив в серо-пыльном мареве удалось различить нити, тонкие серебристо-голубые нити, сотни, тысячи переплетений. Ту, что нужна была мне, удалось заметить почти сразу же… От нее веяло теплом, светом, улыбкой. Показалось даже, прозвучал смех Софи.
Я потянул за одну нить, желая убрать ее. Потом за другую. Третью.
Но они все не кончались и не кончались, было ощущение, что их наоборот становится все больше с каждым вдохом.
Тьфу!
Я так до следующего утра провожусь, а времени нет совершенно. Что-то внутри шептало, что надо поторопиться. Требовало двигаться быстрее. Найти Заклинательницу.
Мать-Зима тревожно гудела бураном.
Я огляделся. А ведь нитей действительно стало больше…
«Хима, прекрати играть со мной, — пригрозил, понимая, что сквозь эту паутину мне не продраться.
— Мы же договорились! Или ты передумала из-за Крыса?» — протянул задумчиво.
А через миг всем телом вдруг ощутил какую-то странную вибрацию, а потом лабиринт растаял, будто его и не было. Удержаться от смеха не получилось. Я прыснул и хохотал бы еще долго, если бы не нить Софи, которая начала оплетать мои запястья, словно связывая.
И это… Это было похоже на ласку, на улыбку, на звонкий смех и нежное, осторожное прикосновение. На тепло ее глаз, на мягкость рук, на запах морошки — именно так Хима чувствовала Софи.
А потом пришла сила, почти оглушающая, мощь, какой мне раньше ни у кого не приходилось видеть, жажда к жизни и стремление к свободе, настолько сильные, что даже показалось, что они принадлежат мне. Эти чувства и ощущения оглушили и сжали меня, опутали, окутали, спеленали.
Они были повсюду: вверху, внизу, внутри и снаружи и… И я наслаждался.
Наслаждался каждым новым чувством, открывая для себя Заклинательницу с другой стороны. Через ее птицу.
Между ними, оказывается, гораздо больше общего, чем я всегда полагал.
А тонкие нити связи тем временем пробрались под одежду, оставляя отпечатки на коже, вычерчивая абсолютно невозможные плетения на внутренних сторонах обеих ладоней. Если бы я не видел их сейчас, я бы никогда не подумал, что это возможно.
Такие узоры — без единого крепления — просто не могут существовать по всем законам магии и Мирота. И тем не менее сейчас они были прямо передо мной.
Кожу немного покалывало и пощипывало, дико чесалась моя многострадальная спина и руки, но приходилось стоически терпеть, слушая, как тихо-тихо иногда ухает Хима.
И чем больше разрасталось непонятное заклинание, тем отчетливее и ярче становились картинки.
Я видел воспоминания полярницы.
Очень маленькая и очень напуганная, она прокусила Заклинательнице руку до крови, просто сомкнула клюв и не желала, не могла отпустить, так дико страшно ей было от того, что все кругом полыхало, от того, что нечем было дышать, а взлететь она никак не могла. Слабые крылья еще не могли поднять в воздух. И Софи, такая красивая и такая сильная…
Первая попытка поделиться с ведьмой образами, показать ей обиду на то, что не приходила так долго.
Первая удачная попытка.
Первый совместный полет. Капризное нежелание надевать седло. Тот полет длился всего лишь несколько лучей, но сколько радости и удовольствия доставил обеим.
Первый длительный полет и этот несносный, совершенно невозможный Крыс.
Осторожные, ласковые прикосновения ведьмы, ее голос, успокаивающие, ободряющие слова.
Все больше и больше образов теперь удается передавать, все четче и четче картинки. Все лучше и лучше они понимают друг друга.
И так здорово, так непередаваемо великолепно летать с Софи по ночам, когда с неба огромными хлопьями сыпет снег и нет ничего ярче звезд.
А вот убитый и принесенный в подарок горный козел отчего-то заставил Софи побледнеть и как-то непонятно улыбнуться. Не так, как всегда. Почему ей не понравилось? Он же вкусный, а я старалась…
