Мне было все равно, боли я не чувствовал, во мне кипела злость, почти настоящая ярость. Я бил в голову, в живот, под дых и по почкам. Смутно почувствовал, как графская переносица не выдержала давления, и кость ушла в сторону, услышал тихий хруст. Что-то горячее попало на руку.
Он отбивался. Яростно и дико отбивался, периодически заставляя меня материться про себя.
Удары каменной твари были вполне ощутимыми. Его кулак рассек мне бровь.
Другой удар, прилетевший в ухо, почти оглушил на несколько вдохов, вызвал дикий звон в голове и черные мушки перед глазами. Убивать захотелось сильнее. Я в ответ почти выбил ему из сустава плечо и вмазал пяткой по коленной чашечке. А через несколько вдохов уже сам старался продышаться от кулака, попавшего уже мне под дых, и стальной хватки когтистой лапы на горле. У меня тоже отрасли когти, во рту я ощущал давление клыков. Короткий взмах свободной рукой, и его рубашка с левой стороны превратилась в лохмотья, на посеревшей, ставшей каменной коже появились глубокие борозды. Настолько, что трава под ногами окрасилась в алый. Очень хотелось убить сволочь.
Сиорский-младший зашипел и выпустил мое горло, я тут же врезал ему снова по морде. Удар пришелся куда-то под подбородок, и голова мужика запрокинулась назад, он покачнулся, отступая, пригибаясь к земле. Я сделал несколько шагов к нему, не желая упускать преимущество, но Лерой попробовал закрыться от меня крыльями.
Вот только кто ж ему позволит?
Я перехватил левое и со всей силы дернул на себя.
Крак!
На это раз хруст был куда как громче, чем от сломанного носа, доставляя мне почти удовольствие.
Горгул взвыл.
Крак!
Второе крыло повисло безжизненной тряпкой вдоль тела. И снова полный боли вой со стороны Сиорского-младшего.
С еще одним мерзким хрустом я сломал ему челюсть, провел подсечку и свалил мудака на землю.
Он плевался кровью, на кончиках его пальцев заклубилась стихия.
Плохая идея.
Уже через три вдоха его тело сковало льдом, граф вмерз в землю и не мог даже нормально дышать. Я наступил на все еще извивающийся в диком танце хвост и занес руку для последнего удара. Перед глазами от ярости все плыло, губы кривила злобная усмешка, а тело подрагивало от напряжения.
Этот урод посмел навредить Заклинательнице! Да он дышать теперь будет только по моему желанию!
— Алекс, ты пообещал сильно его не калечить! — раздалось громкое. Мой кулак замер почти коснувшись черепушки Лероя. Я закрыл глаза, сжал челюсти. — Ты уже сломал ему крылья и закатал в лед. По-моему, план ты выполнил.
— Я обещал затолкать ему хвост в глотку!
— Я думаю, наша общая знакомая ведьма уже с ним нечто подобное проделала. И потом, неужели ты думаешь, что он сбежал от Софи? Она отпустила его сама, и мне кажется, что ей не особо понравится новость о том, что ты забил горгула до смерти.
Софи…
Я с неимоверным, с диким трудом разогнулся, отступил на шаг.
Софи не понравится. Зима, когда я успел стать законченным подкаблучником? Я сплюнул на землю, развернулся на каблуках и отправился в замок.
— Умница!
— Замолчи, женщина! — рыкнул в ответ и поспешил в ледяную комнату — мне все еще требовалось спустить пар. Разминка с Лероем помогла мало. Я даже не запыхался.
Успокоиться мне помогли снежные големы. На то, чтобы справиться с эмоциями окончательно, у меня ушло пол-оборота и штук сорок ледяных истуканов.
Из склепа я выполз, более или менее придя в себя. И хоть мышцы звенели от усталости, голова была на удивление ясной.
А в моей комнате меня по-прежнему ждали Сабрина и вестник от Блэка.
Дознаватель сообщал, что «свидетельницу» преступления Софи удалось найти и к утру он лично доставит ее во дворец, а старая ведьма активно помогает в поисках тотема и уверена, что через несколько оборотов мерзкая дрянь будет найдена.
— Ты не выглядишь особо радостным, — прокомментировала Сабрина мой внешний вид, я лишь передернул плечами и скрылся в гардеробе в поисках чистой одежды и полотенец.
Новости были скорее хорошими, чем плохими, но тревога за Софи все равно не отпускала. Я чувствовал, что она жива, понимал, что ей ничего не угрожает, но все равно острыми снежинками продолжала колоть внутренности метель.
— Александр Гротери, поговори со мной, — не отставала герцогиня.
— Сабрина, — обернулся к женщине, — знаешь, в чем твоя проблема?
— Помимо тебя?
— Ты не имеешь представления, когда надо остановиться, — проигнорировал я колкое замечание и все-таки скрылся в душе. А уже через двадцать лучей снова нетерпеливо мерил комнату шагами, стараясь придумать, как найти Софи. Если бы она была не ведьмой… Кем угодно, только не ведьмой, все было бы гораздо проще.
Сабрина продолжала сидеть в кресле и наблюдать. Но уже через оборот не выдержала и, не сказав ни слова, вышла за дверь. Я остался один перед зависшей в воздухе картой южных территорий эльфов.
Где она может быть? Какого духа грани ничего мне не сказала? И почему ее до сих пор нет? Я ведь изгнал душу, Софи должна была уже вернуться, если он ее контролировал… А что, если нет?
Это сводило с ума. Незнание. Страх. И полное отсутствие каких-либо новостей.
Еще через оборот дверь в комнату открылась и в проеме показалась служанка с подносом, за ее спиной маячила раздраженная герцогиня.
Я закатил глаза.
— И не делай такое лицо, Гротери, — прокомментировала мой вид женщина. — В душ ты сходил, напряжение сбросил, теперь пора подкрепить силы.
— Ты почти так же невыносима, как и Софи.
— Почему так же? — вздернула тонкую бровь «старая-мудрая-сова».
— Потому что к тебе я питаю чувства иного толка, — в кресло я все-таки опустился.
Сабрина отпустила служанку и села напротив, разливая по чашкам брусничный отвар и пододвигая ко мне тарелку с уткой.
— Тебе бы поспать, Алекс.
— Издеваешься? — вилку с мясом и сахарной грушей до рта я так и не донес.
— Нет. Вполне серьезно.
— Блэк должен скоро вернуться, и дознаватели тоже, может будут какие-то новости от эльфов.
— Ты отправил им вестника?
— Не им, — мотнул головой, все-таки кладя в рот кусок дичи. Жрать, оказывается, хотелось неимоверно. — У меня там несколько осведомителей, они должны знать или найти хоть что-то.
— Прекрасно, но ты ничем не поможешь Софи, если свалишься от усталости.
Сколько ты уже не спишь? Второй день? Третий? — герцогиня смотрела с неподдельной тревогой, пододвинула ко мне отвар.
— Не важно, — мотнул я головой, отпивая из кружки.
