Теперь не было тихо, теперь стало невероятно громко, я узнал голоса Рьорка и Скади. Они выли, превратились в цепных псов, стараясь не пустить меня.
— Вон! — зарычал я, когда понял, что дальше не смогу ступить ни шага. Долбанное сопротивление воздуха, долбанная разыгравшаяся стихия.
И вторя чувствам бесновалась внутри уже моя сила, покрыв тело коркой льда.
Замедлились сердцебиение и бег крови по венам, дыхание стало редким. Я начал различать в мелкой крошке пурги отдельные снежинки, смог разглядеть потоки воздуха, увидел мельчайшие трещинки под ногами. Звуки доносились как через толщу воды, все вокруг отчего-то почти перестало двигаться.
Всего два шага, и я понимаю, что передо мной не ледяной обелиск, а ледяной круг.
Ведьминский круг.
Огромные хрустально-прозрачные шипы тянулись к самому небу, вгрызаясь, впиваясь в него.
Густые светло-серые облака мешали солнечным лучам проникнуть в чашу. Мгла окутала и опутала это место, и гудел воздух от столкновения двух разбушевавшихся стихий — моей и Софи.
Я сделал еще несколько шагов, встал почти вплотную к непроницаемой стене и смог разглядеть фигуру ведьмы внутри. Странно застывшую. Она напоминала бабочку, угодившую в каплю янтаря.
Вот только лед был слишком толстым, и ничего кроме очертаний увидеть не удалось.
Я сжал руку в кулак, и покорная моей воле серо-голубая гладь прямо передо мной треснула.
Крак!
Звук оказался слишком громким, каким-то натужным и надрывным. Он прокатился эхом по Колыбели, отразился от стен чаши. Еще раз и еще, сливаясь, многократно умножаясь. Загалдели совы, захлопали крыльями, заставляя морщиться. Слишком громко. Слишком громко для моих чувствительных сейчас ушей.
Крак, крак, крак!
Трещина ползла выше, ширилась, пришлось отступить на шаг, чтобы не угодить под град осколков.
Опять взвыли ветра, протяжно и низко. Попробовали дотянуться до меня, ударить, отбросить. Как голодные псы напали практически вместе, толкнув в грудь, попробовали сковать руки, спеленать колючими плетьми.
— Прочь! — отчего-то собственный голос перекрыл все остальные звуки, заставив поморщиться.
Давление чужой силы стало практически невыносимым.
Северные духи, насколько же она сильна теперь, что умудряется сдерживать даже меня. Меня, почти полностью отдавшего контроль Зиме! Выпустившего наружу все то, что так давно рвалось, и скреблось, и ныло, и царапало.
— Прочь! — повторил я. Подходя почти вплотную к обелиску, кладя обе ладони на лед. — Я, Александр Гротери, именем своим, волей своей, властью над Северными землями заклинаю: прочь!
В последней отчаянной попытке ветра изодрали мою одежду, исполосовали тело, пробившись сквозь корку льда, забрали дыхание и бросили в лицо целый сноп игольно-тонких острых снежинок.
Грохот над головой и через миг дрожь земли где-то рядом, немного сзади, и вдруг образовавшаяся пустота под ладонями. Я тряхнул головой, игнорируя жгучую больв позвоночнике, и сделал шаг внутрь.
Софи застыла в воздухе, в самом центре ведьминского круга. Ее волосы стали полностью белыми, тело казалось хрустальным, прозрачным, как воды стеклянного моря, а глаза невидяще смотрели в никуда. На самых кончиках пальцев сверкало непонятное плетение, а под ногами закручивались в спирали ветра. От их воя дрожали стены, нервы рвались, как перетянутые струны.
— Вон! — прорычал я.
— Стоять! — раздалось властное и чужое в ответ.
Я сощурился, всмотрелся в лицо Заклинательницы.
— Софи?
Непонятное плетение в ее руках отчего-то не давало мне покоя, никак не получалось отвести от него взгляд. Голову в мою сторону девушка не повернула. Да и вопрос ведьма проигнорировала.
Она была странно застывшей, неживой, чужой. Чужой и… прекрасной в своей дикой силе и… ярости. Эта ярость звучала в голосах ветров, мерцала в глубине затянутых пургой глаз, дрожала в уголках плотно сжатых губ.
Я сделал несколько шагов к Заклинательнице, протянул руку.
— Уходи! — меня отбросило назад с такой силой, что от удара затрещал лед, боль пронзила затылок и спину, рот наполнился металлическим вкусом крови.
Взвыла Зима, метелью отгораживая меня от девушки.
Нет.
— Софи, — ноги на удивление держали твердо, а вот спину словно рвали на части раскаленные железные крюки, раздирая кожу, впиваясь вплоть. Вдохнуть нормально получилось попытки с третьей. Вдохнуть и задвинуть подальше досадную помеху. — Что ты делаешь?
Я старался понять, что происходит, не спешил делать новых попыток приблизиться. Не давало покоя незавершенное плетение в тонких руках.
Нити магии тянулись куда-то вверх, и по ним, как по венам кровь, бежала энергия.
Чистая, невероятно мощная энергия.
Свет.
Вот только не солнца, луны, которой сейчас не было видно. И ведьма… Я не был уверен, что она слышит меня, что понимает.
Я еще раз огляделся, прислушался, перестроил зрение и принялся считать. Белрук — один, Лиам — два, Рьорк — три, Аргон — четыре…
…Асман — двадцать два.
Двадцать два, а должно быть тридцать четыре, так где же остальные?
Не знаю, сколько прошло времени, пока я считал, но ведьма на мой вопрос так и не ответила, плетение в ее руках продолжало набирать силу. Я тряхнул головой, сбрасывая магическое оцепенение и возвращая глазам ясность, и заметил, как Карисс — ветер восточного моря — оплел руки Заклинательницы и растворился в плетении. Бесшумно и беззвучно.
— Софи, отвечай! Именем своим приказываю!
Мне очень не нравилось то, что я перед собой видел. Слишком похоже было на…
— Я хочу вернуться, — губы ведьмы изогнулись в намеке на улыбку.
Прекрасно.
— Милая, — шаги приходилось делать очень осторожно и очень медленно, — вернуться откуда?
— Из-за грани.
Твою гребаную мать! Вот и не верь после этого сказкам и легендам.
Когда-то давно, до восьмисотлетней войны, Арманар — ветер разрушений и смерти — был призван в Мирот из-за грани первой Заклинательницей бурь, чтобы положить конец войне между не просто магами или государствами, но между стихиями — огнем и землей. Но его сила была слишком велика, и ведьме не удалось удержать ветер. Он вырвался и уничтожил почти пол Мирота, прежде чем его удалось остановить. Вот только остановить… это, пожалуй, не то слово.
Загнать назад — более верное определение. По легенде, какая-то часть его все равно осталась в этом мире, и она ищет себе хозяина, чтобы с помощью него вернуться и закончить начатое. Все по той же легенде каждые семьсот тысяч лет Арманар вырывается из-за грани, собирает свою кровавую дань и возвращается назад. Так начинается перерождение мира.
