Логика в его словах, конечно, была. Я сдула упавшую на лоб прядь. Нет. Не помогает, все равно бесит!
— Пустоголовый!
— Злючка!
— Раздолбай!
— Заноза!
— Прибить тебя мало!
— Взаимно! — раздалось рыком в ответ, еще больше подстегивая меня.
— Эгоист!
— Истеричка!
— Бабник! — я распалялась все больше.
— Синий чулок!
Что? Да… какого…
На вдох прикрыла глаза, чтобы унять горячий комок злости, а потом почувствовала сильные руки, обхватившие талию. Через миг я уже смотрела на груна, сидя верхом на его коленях.
— Ведьма, — шепнул он, накрывая мои губы своими.
— Отмороженный, — пробормотала, крепче прижимаясь к мужчине.
Этот поцелуй был голодным. Диким. Жарким. Движения Алекса, прикосновения его губ… Почти больно. Но только почти. На самом краешке, на лезвии бритвы между болью и наслаждением. Он очень, очень старался быть нежным, осторожным, терпеливым. Едва касаясь, провел языком по моей нижней губе, втянул ее в рот, смакуя, как ягоду. Выпустил, подул. Я чувствовала его руки на спине, под лопатками. Большие горячие ладони. И… и мне не нужна была эта нежность и осторожность. Не нужны были предупреждающие движения, спрашивающие моего разрешения.
Я слишком соскучилась.
Я хотела сжать его, схватить, втиснуться. Пробраться под кожу.
Ветра, как же одуряюще, как невыносимо от него пахло желанием, лимонным мылом, Зимой, шоколадом и ликером. И это сочетание кружило голову чуть ли не сильнее его обжигающих губ на моей коже.
Я разорвала поцелуй, уткнулась носом куда-то между шеей и подбородком и втянула в себя его запах.
— Софи? — Алекс попытался немного отстранить меня.
— Тш, — подалась я ближе. — Дай надышаться.
— Ведьма, — пробормотал грун, расплетая мне волосы.
А я дышала, вдыхала, забирала. И никак не могла, не хотела останавливаться. Мне казалось, я умру, если перестану. Сгорю.
И мне не нравилось, очень не нравилось, что Гротери в одежде. И жилет, и рубашка, и волосы, убранные в хвост — все лишнее, мне все мешает.
Я сама не заметила, как стащила с Алекса первую раздражающую тряпку и принялась расстегивать пуговицы на темно-серой рубашке, жадно разглядывая каждый кусочек его кожи.
Мне хотелось, мне надо было видеть его, ощущать и да, дышать им.
Ветра, как я выдержу этот год?
Я гладила его грудь, обрисовывала кончиками пальцев ключицы и шею, плечи. Его дыхание участилось, руки замерли на моих бедрах, поглаживая и выписывая узоры через ткань, его губы ласкали мочку уха.
Мне не удалось сдержать тихий стон, когда Алекс легко укусил меня в шею, а он отчего-то замер.
Кажется, вообще дышать перестал. Поднялся резко, пересаживая меня на диван.
И снова стон, только на этот раз протеста, сорвался с губ.
Гротери встал на колени рядом, поднял мою стопу, погладил изгиб, поцеловал пальцы и надел туфлю, которую я непонятно как и когда успела скинуть.
— Алекс?
— Это мой кабинет, — голос был хриплым, прерывистым, почти грубым. — Он как проходной двор.
Длинные пальцы скользнули выше по ноге, к лодыжке, еще выше, под юбки.
Бури! Я дрожала. От таких простых прикосновений, дрожала, как в припадке, от невесомой ласки.
Откинула голову на спинку, стараясь вникнуть в смысл слов.
— Если нам кто-то помешает, — повелитель отпустил ногу, поставил к себе на колено другую, поднимая юбку, легко целуя коленку и ниже, — я его убью. И что-то мне подсказывает, трупов будет много.
Я почти ничего не слышала и ничего не соображала. Осталось только желание.
Яростное. Дикое. И ощущение щетины, через чулки покалывающей мою кожу.
Невозможно. Вдохнуть невозможно.
Но через пару мгновений Александр отпустил мою ступню, поставил меня на ноги и потянул за собой, переплетя наши пальцы, целуя внешнюю сторону ладони.
Звук закрывшейся за спиной двери немного отрезвил.
— Мы в таком виде… — начала я, смотря на растрепанного Гротери в наполовину расстегнутой рубашке, взъерошенного. — А что если…
— Плевать. Пусть знают. Пусть все знают, — прорычал мужчина, утягивая меня дальше по коридору.
— Почему не через проход? — спросила, стараясь разогнать туман в голове, унять биение сердца, скорее по привычке, чем действительно из-за необходимости.
Правда ведь, у этого груна по всему дворцу тайные ходы и туннели. И как минимум три из них ведут в спальню.
— Там пыльно, грязно, но главная причина — дольше.
Смешок вырвался сам собой, тихий, приглушенный, но Гротери услышал.
— Смешно тебе? — он резко остановился, сжал мои плечи и прижал к стене, снова целуя. Но опять аккуратно, стараясь сдерживаться. Зачем?
— Мой повелит… — раздалось где-то сбоку. Александр отозвался глухим рычанием, оторвался от меня, снова потянул за руку.
Краем глаза я успела заметить опешившего Марка — министр по налоговым обложениям по профессии и самое большое трепло в замке по призванию. Отлично.
— Я шел обсуд… — донеслось в спину.
— Идите обсуждать к духам грани, господин Крошвиль, — посоветовал ему через плечо грун. — И остальным передайте.
Я закусила губу, сдерживая смех и собственные подозрения. Никогда не поверю, что Александр не знал о желании Марка с ним поговорить. Засранец. Ну и ладно.
Алекс втянул меня в комнату, захлопнул дверь и судорожно навесил на нее запирающие и завесу, снова набрасываясь на мой рот.
Гребаная рубашка! Что ж она никак…
Мне надоело возиться со слишком мелкими и невероятно скользкими пуговицами, и я просто дернула полы в стороны. Тихий стук костяных бусин отозвался музыкой в ушах, вызвав вздох облегчения. Я запустила пальцы в волосы Алекса, провела кончиками ногтей вдоль шеи, стараясь не задеть шрамы.
— Прекрати осторожничать, — прошептала в желанные губы. — Я не изо льда. Не растаю и не разобьюсь от твоих прикосновений.
— Ты сама не знаешь, о чем просишь, — Гротери заглянул мне в глаза. Его зрачки были сужены до предела, а радужка практически превратилась в индигово-синий, почти кобальтовый осколок льда. Этот взгляд затягивал. Обещал. Заставлял желать большего, предвкушать невероятное.
— Знаю, Гротери. Я хочу, — подалась вперед, к самому его уху, почти коснулась губами раковины, — чтобы ты сошел с ума, потерял контроль и голову. Я хочу тебя. Всего.
Я не успела сделать даже вдоха, а мое платье уже порванной никому не нужной тряпкой валялось у ног.
